Прием катился своим чередом. Все шло хорошо. То из одного, то из другого угла доносились осторожные, вежливые фразы, произносились бессмысленные слова: идеал подобной церемонии в том, что она не должна оставить ни малейших воспоминаний ни у кого из участников – это доказывает, что все в порядке, встреча прошла на высоте, и именно так и можно будет написать в завтрашней прессе, не боясь ошибиться. Ван выступал с длинной речью, он говорил по-китайски, поворачиваясь в сторону Уго, и тогда каждый бросал на него взгляд, а он улыбался в ответ и вежливо хлопал в ладоши. Время от времени переводчица наклонялась к Уго, шепча ему на ухо короткие обрывки перевода. Она – не красавица, но пахло от нее приятно.
Уго вернулся в номер так быстро, как только смог, чтобы не показаться невежливым – после нескольких тостов (шампанское вперемешку с местным meiguilu гарантировало онемение гортани, но это тоже было частью ритуала), – накинул старую, выцветшую с годами куртку, взял с собой «Лейку» и вышел, спрятав ее под одежду. Это не снобизм – конечно, японские аппараты не хуже и гораздо менее дороги, но они тяжелее и от них больше шума. Вдобавок у «Лейки» есть еще одно преимущество: она полностью механическая, а на высоте это важно, потому что батарейки не любят холода.
Он бродил по улицам наугад, соблюдая одно-единственное правило: старался избегать избитых туристских троп. Пробирался безымянными переулками, шел вдоль кирпичных или бетонных стен; время от времени на глаза ему попадались какие-то надписи: нечитаемые китайские иероглифы. Заводы, недостроенные склады и приткнувшиеся между ними жилые кварталы. Вход в редкие храмы, уцелевшие со времен культурной революции, будто по случайной оплошности перегораживали облицованные дешевой плиткой кабинки уличных туалетов. Уго решил все же остеречься: пожалуй, не стоит фотографировать казармы. Тибет открыт для иностранцев всего три года, сейчас все сюда бросились и уже не так громко кричат о культурном геноциде – настолько все счастливы, что можно наконец побывать в этой когда-то недоступной стране. Потом, позже, когда подобное путешествие превратится в банальную рутину, разговоры вернутся. Пока же китайцам платят (и очень дорого) за въезд и пребывание в Стране снегов, а тибетским нищим раздают милостыню и дарят улыбки.
Уго отправился фотографировать другой, невидимый город, скрытый далеко позади Поталы[44] и Пархора: бетонные заборы, потрепанные афиши со смазанным, расплывшимся текстом; траву, проросшую сквозь растрескавшийся асфальт кучи отбросов, насыпанных вдоль дорожных обочин, горы безымянного мусора. Смутные очертания непонятных построек, мрачные цементные заборы, лужи, на поверхности которых плавали масляные пятна или, порой, покачивалась забытая детская игрушка, не пригодные для дальнейшей переработки, уже никому не нужные обломки, не подлежащие восстановлению ржавые остовы давным-давно отслуживших свой срок старых джипов, среди которых играли мальчишки – каждый из них гордо выпячивал грудь, обтянутую грязной футболкой, на которой красовался какой-нибудь рекламный слоган, но стоило только случайно забредшему сюда иностранцу улыбнуться, как они тут же готовы были похвастаться перед ним спрятанной в рукаве медалью далай-ламы. Они знают по опыту, что этот трюк обречен на успех: это лучшее средство заполучить монетку. Турист тоже доволен, он мнит себя бунтарем, оказавшим сопротивление властям. А что до эмблемы «Кока-Колы» или американского флага, с такой гордостью выставляемых ими напоказ, они кажутся ему совершенно нормальными: в самом деле, он сам носит такие же майки.
