— Не тяжело? — издеваясь, спросил генерал.
— Тяжело, — прошептал взводный.
— Так вот, — генерал повысил голос до звона в ушах, — все железо с себя снять, лишнее из вещмешков выкинуть, необходимое положить.
И генерал пошел дальше, а лейтенант остался стоять перед взводом в каске и бронежилете.
— Взгрели нашего взводного, а зря, — сказал Кабалов, вытаскивая банки из вещмешка. — Сейчас его взгрели, а потом он нас.
— Взводный — мужик справедливый, зря придираться не будет, — возразил Шафаров. — Наш — просто ангел. В восьмую роту заменился молодой старлей, орет как ишак, только вошел в палатку — и пошел, и поехал, в хвост и гриву, всех подряд.
— Взводный у нас харо-оший, а черпак — плахой, — пропел Юсупов, маленький юркий таджик, он все два года страдал от мозолей и был каптерщиком взвода. — Ты маладому пасмертную записку пакажи, мешок улажи, год праслужил, а не шарят ни фига, хуже чижиков.
Шафаров вытащил из пачки патрон: «Смотри сюда!» Он сунул патрон в какую-то дырку в кровати, сковырнул пулю и высыпал порох, потом оторвал от блокнотного листка кусочек: «На листке напишите адрес, фамилию, имя, отчество, год рождения, какой военкомат призывал, как мать зовут или отца, свернете в трубочку — и в гильзу, и никаких документов в рейде. Вот ваш документ, — Шафаров покрутил гильзу в руке. — Посмертная записка».
Митя судорожно сглотнул. Готовиться к смерти заранее… Ему стало не по себе.
Как-то одиноко. Мельник с Маляевым держатся обособленно, о себе ничего не рассказывают, страдают поодиночке, и Вовка стал другим: курит анашу вместе со стариками, а они его обкурят и просят спеть. Он начинает кривляться, раскланиваться на все стороны и поет противным тоненьким голоском похабные песни или танцует чарльстон, а они ржут, хлопают ему и кричат: «Браво, браво, спой еще!» И к своему призыву стал относиться иначе. В первую неделю все шутил: «Недолго мучилась Маруся, в июне чижики придут из карантина — вздохнем посвободней», а потом начал злиться на всех, ворчать, что никто, кроме него, службу не тащит, что они ползают как сонные мухи и так и хочется дать кому-нибудь по морде. Кадчиков от таких слов весь сжимается. Кадчиков вообще трус. На каждый грозный оклик втягивает голову в плечи и бежит на цыпочках, а позавчера Юсупову стирал «хэбэ», и Маляев стирает. Фергана его тоже заставлял, а он не стал. Просто обмакнул в воду, отжал и повесил сушиться, никто и не заметил. Вот и получается, вроде все свои, а близкого, кровного, родного — нет.
