* * *
Мне там повезло.
У меня там случился гид, Вергилий, сталкер.
Его звали Виктором, он был замдиректора в местном музее. Я заметил, что молодые люди, что называется, с сердцем и умом, из городов, напоминающих побитых псов, либо уж драпают во все лопатки – либо оседают капитально, утешаясь каким-нибудь редким делом, альпинизмом или рафтингом, в которое ныряют, как в океан.
Виктор был из вторых. Его океаном была история.
Без него Владивосток для меня остался бы странным городом, с полированными гранитными балясинами приморского променада, с обильно гуляющей по этому променаду местной доброжелательной гопотой (каждый третий паренек, ей-ей, внешне походил на героя «Аватара», только без хвоста; но каждый двадцатый, справедливости ради, походил на Лагутенко), с запыленными зданиями в стиле art nouveau; с сопками, с которых открывался фантастический вид на океан, но половину вида заштриховывал дым из трубы флотской кочегарки; с бельем, которое сушили под окнами. Городом, где меня без конца спрашивали, похожи ли местные женщины на проституток – я сначала вздрагивал, но потом узнал, что сатирик Задорнов по Первому каналу заявил, что-де похожи, чем вызвал бурю, и местная радиостанция «Лемма» в выпуске новостей трижды попрекнула Задорнова съеденным морским гребешком. (Опять же ради справедливости: женщины Владивостока похожи на женщин, которые недостаток средств заменяют яркостью косметики; то есть они похожи на большинство русских женщин, но не похожи на обеспеченных женщин из Парижа или Москвы).
Виктор показал мне два других – невидимых – города. Первый, конца 1910-х – начала 1920-х, вставал над снесенным корейским и полуснесенным китайским кварталами. Там был богатейший на Тихом океане рыбный рынок; там курили опиум в подвалах под казино; там шныряли полицейские облавы; там пел Вертинский вживую; там адмирал Колчак жил с возлюбленной в отеле «Версаль»; там писали стихи Асеев и Ивнев; там интервенты-японцы сменяли интервентов-англичан, а бежавшие от большевиков петербургские писатели работали на местные газеты…
Второй город был закрытым советским Владивостоком, опорной точкой Тихоокеанского флота, куда проникнуть не мог ни один иностранец, где по склянкам на кораблях сверяли городское время; где – в единственном городе страны! – секретарь обкома был никто по сравнению с комфлотом; где ночами посверкивали маслянисто в свете луны горбатые спины подводных ракетоносцев; где матросы в увольнительных расцвечивали пейзаж; где бицепсом на руке перекатывалась военно-морская мощь Союза Советских Социалистических Республик – и где каждая женщина мечтала ожидать из похода моряка.
