— Окатило меня там, — кивнул лейтенант в сторону Яропольца и провел обеими ладонями ото лба к затылку, приглаживая мокрые волосы. — Фуражку сорвало в воду, унесло. Да еще… Проскурякова ранило, — добавил он, кидаясь на мост, навстречу хлынувшему с того берега потоку; Проскуряков был командир отделения.
Немцы отбомбились и, разомкнув кольцо, приняли прежний порядок, пошли цепочкой. Бомбежка не причинила большого ущерба: две-три лошади, засеченных осколками, несколько раненых и одна искореженная зенитка, около которой погиб и ее расчет. Мост немцам разрушить не удалось, потому что бешеная пальба, поднятая зенитчиками, а так же из ручных пулеметов, винтовок, автоматов, не позволила самолетам снижаться. Истребители сопровождения, видя, что советских «чаек» в воздухе нет и отбомбившаяся шестерка спокойно, благополучно дойдет до своего аэродрома, решили призаняться штурмовкой юркинского моста. Тут зениток не было, и они могли снижаться сколько угодно. Правда, они не имели бомб, зато — нетронутый комплект снарядов и разрывных, зажигательных пуль.
Следом за бабой вкатились на мост двуколки, покрытые брезентовыми шатрами на два ската. Их было много, целый обоз. Лейтенант стоял в конце моста и пропускал их первыми, не давая другим повозкам встревать сбоку, затормаживать движение. На брезентах и на бортах двуколок краснели широкими полосами санитарные кресты. В повозках лежали тяжелораненые, в большинстве, не очнувшиеся от хлороформа после операции, произведенной в санбате на передовой позиции.
Куда, куда ломишься! — орал лейтенант на калмыковатого ездового-артиллериста, который, сидя верхом на круто-крупном коне, ударял его толстой витой плетью и направлял на мост, ломая быстрое и спорое течение обоза.
— Тихо! Тихо! — покрывая грохот колес, крикнул лейтенант, когда тронулось орудие. Шестерка грудастых лошадей тащила в двойной упряжке пушку. Лейтенант опасливо посмотрел, как под колесами прогинаются доски щелеватого, подопревшего настила.
«Подломится…», — подумал я и… подломилось. Одно колесо обрушилось в пролом. Заемные запотевшие лошади, роняя рхлопья пены, перебирали копытами, но не могли выдернуть колесо. Хриплая брань ездовых, лошадиный топот, властные команды лейтенанта… — все это захлестнуло дробным перестуком крупнокалиберных пулеметов и близким смертным свистом опускающихся на мост истребителей.
— В ямку… в ямку… — квохтал около меня боец, соскочивший с зарядного ящика.
