Сказанное не отвергает использования этнографических знаний о народах мира для реконструкции детства человечества. Но для этого надо уже иметь в голове критерий для признания тех или иных черт «пережитками», «переживаниями», как говорят этнографы, и для расположения таковых в ряду менее и более древних.
Известна традиционная классификация комплекса исторических наук, т. е. наук, изучающих человеческое прошлое: археология изучает его в основном по вещественным остаткам, этнография — по пережиткам, история в узком смысле — по письменным источникам; есть ещё более специальные исторические дисциплины, которые изучают прошлое по некоторым более частным его следам, например, топонимика, которая изучает прошлое по сохранившимся от прошлого географическим названиям и т. п. Данные этнографического познания прошлого наименее точно датированы, и поэтому тут легче всего ошибиться в выделении того, что является наиболее древним, а что имеет лишь случайную конвергенцию с археологическими памятниками. Но верно и неоспоримо то, что в культуре сохраняются в сложном сплетении с более поздними элементами пережитки, т. е. остатки древних и древнейших черт человеческого бытия и сознания. Они есть и в культуре самых высокоцивилизованных наций. Тончайшие методы современной науки способны вскрывать глубокие эволюционные слои в психике, языке, мышлении современного человека. У так называемых отсталых народов кое-какие пласты этих пережитков выходят на поверхность, представляют обнажённые россыпи. Без изучения всей этой «палеонтологии» в этнографии и лингвистике, в психологии и логике, конечно, невозможно с помощью одних археологических остатков каменного века осуществить подвиг мысли, нужный, чтобы охарактеризовать искомую противоположность современности, которая и есть начало человеческой истории.
Вторая большая трудность на пути реконструкции начала истории методом контраста — это ассортимент терминов и понятий.
Для того, чтобы мыслить начало человеческой истории как противоположность современности, надо либо создать для древнейшего прошлого набор специальных слов и значений, которые исключали бы применение привычных нам понятий, либо же примириться с тем, что всякое общее понятие будет употребляться в исторической науке в двух противоположных смыслах — для древнейшей поры и для современности, как и во всех промежуточных значениях. Оба варианта крайне неудобны. Но, по-видимому, это неудобство перекликается с логическими трудностями многих областей современной науки. Уже нельзя обойтись без терминов «античастицы», «антивещество» и даже «антимиры». Смысл упомянутой теории Н. Я. Марра как раз и можно было бы выразить словами: то, что лежит в начале развития языка, это — антиязык. Ниже будет рассмотрен аналогичный тезис в отношении «труда» у порога истории и сейчас. То же можно сказать о понятии «человек». Можно было бы ко всем понятиям, связанным с историей человека, вместо частицы «анти» прибавлять прилагательные fossilis и recens — «ископаемый» и «современный», подразумевая, что они, как противоположные математические знаки, изменяют содержание на обратное.
