Очевидно, дело в ошибочности самой идеи определить однозначный отличительный атрибут человека на всём протяжении его истории. Допустим, можно построить какую-то логическую модель полного континуитета при переходе от животного к человеку. Тем более мы должны были бы сформулировать в дополнение к кантовским антиномиям ещё одну, где с полным основанием утверждается как полная правота Декарта (пропасть), так и полная правота противоположного воззрения (мост). Учёные могут в разные моменты так или иначе группироваться по этому поводу (или непоследовательно совмещать обе истины), но если не будет предложено какое-то совсем новое решение задачи, они никогда не переспорят друг друга.
Новое решение и предлагается в этой книге. Суть решения данной проблемы в методологическом смысле состоит в том, что процесс перехода от животного к человеку разделяется на два последовательных процесса: первый — возникновение в нейрофизиологии предков людей механизма, прямо противоположного нейрофизиологической функции животных, второй — снова переход в противоположность, т. е. как бы возвращение к началу, но в то же время ещё большее удаление от него. Фейербах пользовался выражением, которое мы уже упоминали: выворачивание вывернутого. Вместе с тем предлагаемое решение связывает «выворачивание» в функционировании индивидуального организма не только с видовым уровнем нервной системы, но и ещё больше с судьбой вида как сообщества. Это излагается в главах пятой, восьмой, девятой и десятой.
Прежде чем убедиться в продуктивности такого решения, читатель должен будет пройти с автором анфиладу глав. Пока же мы только разбираем логику всех возможных постановок вопроса о начале истории. Поэтому рассмотрим теперь тот путь рассуждения, который мы назвали внутренним определением начала истории.
Если история есть развитие, если развитие есть превращение противоположностей, то из животного возникло нечто противоположное тому, что развилось в ходе истории. Речь идёт о том, чтобы реконструировать начало истории методом контраста с современностью и её тенденциями.
Историзм требует не узнавания в иной исторической оболочке той же самой сути, а, наоборот, обнаружения по существу противоположного содержания даже в том, что кажется сходным с явлениями нынешней или недавней истории. Разумеется, в категорической форме это можно утверждать только при сопоставлении огромных промежутков времени, точнее даже, говоря обо всём ходе истории в целом. Подлинный историзм должен всегда видеть целый процесс исторического развития человечества и, сравнивая любые две точки, соотносить их с этим целым процессом. Историк может сказать, что за истекшее столетие (или за любой другой отрезок времени) произошло ничтожно малое, даже близкое к нулю изменение этого явления, но всё же и это крошечное изменение может соответствовать генеральной линии и представлять частицу большого движения — развития в собственную противоположность. Это не исключает того, что история развивается по большей части зигзагами, знает повороты и возвращения вспять, но всё это накладывается на единый закономерный процесс постепенного превращения того, что было в наиболее удалённой от нас части истории, в собственную противоположность.
