Маркс и Энгельс, сохранив гегелевскую идею развития, перевернули её с головы на ноги. В основу содержания формации они положили экономические отношения: основой общественной формации является определённый способ производства; его сокровенной сутью — отношение трудящегося человека к средству труда, способ их соединения, ибо мы видим их в прошлой истории всегда разъединёнными.
Напрасно некоторые авторы приписывают Марксу и Энгельсу какой-то обратный взгляд на первобытное общество. Среди их разнообразных высказываний доминирующим мотивом проходит как раз идея об абсолютной несвободе индивида в доисторических племенах и общинах. Они подчеркивали, что там у человека отсутствовала возможность принять какое бы то ни было решение, ибо всякое решение наперёд было предрешено родовым и племенным обычаем. Маркс писал об этом в «Капитале»: «…отдельный индивидуум ещё столь же крепко привязан пуповиной к роду или общине, как отдельная пчела к пчелиному улью»[10]. Возвращаясь к этой мысли, Энгельс писал: «Племя, род и их учреждения были священны и неприкосновенны, были той данной от природы высшей властью, которой отдельная личность оставалась, безусловно, подчинённой в своих чувствах, мыслях и поступках. Как ни импозантно выглядят в наших глазах люди этой эпохи, они неотличимы друг от друга, они не оторвались еще, по выражению Маркса, от пуповины первобытной общности»[11]. «Идиллические», иронизировал Маркс, сельские общины «ограничивали человеческий разум самыми узкими рамками, делая из него покорное орудие суеверия, накладывая на него рабские цепи традиционных правил, лишая его всякого величия, всякой исторической инициативы»[12].
На противоположном, полюсе прогресса, при коммунизме, — торжество разума и свободы.
Между этими крайними состояниями совершается переход в собственную противоположность, т. е. от абсолютной несвободы к абсолютной свободе через три прогрессивные эпохи, но эпохи в первую очередь не самосознания, а экономического формирования общества, т. е. через развитие форм собственности. Все три, по Марксу, зиждутся на антагонизме и борьбе. Рабство начинается с того, что исконная, примитивная, первобытная покорность человека несвободе сменяется пусть глухим и беспомощным, но сопротивлением; не только рабы боятся господ, но и господа — рабов. История производства вместе с историей антагонизма идёт по восходящей линии при феодализме и капитализме.
Вглядываясь в пять последовательных общественно-экономических формаций Маркса, мы без труда обнаруживаем, что, если разложить всемирную историю на эти пять отрезков, они дают возможность обнаружить и исчислить ускорение совокупного исторического процесса.
