— М–да… «Сотрудники РУОПа, прекратившие этот вооруженный беспредел, не пострадали», — вполголоса процитировал Прокурор и, отложив газету, иронично улыбнулся.
Удивительно, но ни региональное управление по борьбе с организованной преступностью, созданное в 1993 году, ни многочисленные милицейские спецназы, ни ФСБ, ни новый Уголовный кодекс, принятый недавно, ни даже мощнейшая пенитенциарная система не смогли кардинально изменить криминальную ситуацию в России. На самом деле силы правопорядка проводили большой объем работ — об этом свидетельствовали и победные рапорты об арестах авторитетов, и громкие судебные процессы, и кадры оперативных видеосъемок, то и дело появлявшиеся в программе «Время» (для успокоения населения). Увы, по большому счету, все было без толку: места арестованных лидеров организованной преступности автоматически занимали другие, а разгром какой‑нибудь одной группировки лишь умножал шансы их конкурентов.
Прокурор, циник и прагматик, осознавал очевидное — преступность как явление неискоренима, так же, как неискоренимы людские пороки: жадность, корыстолюбие, злоба, зависть. И все эти аресты, судебные процессы и победные рапорты милиции — не более чем популярный общегосударственный спектакль, который называется «борьба с организованной преступностью». Но понимал он и другое: если преступность нельзя уничтожить как явление, то следует хотя бы попытаться максимально ее регулировать.
Теперешняя криминальная ситуация внушала самые худшие опасения: положение в стране стремительно выходило из‑под контроля. Реальная власть, даже в Кремле, ощущала острое соперничество власти теневой.
Вся Москва, если не вся Россия, являла собой огромную теневую структуру крыш, бригад и общаков, притом одни крыши в большинстве случаев перекрывали другие; это чем‑то напоминало китайскую пагоду с кровлями — «блинами», уложенными друг на друга. Общаки — как вольные, так и зоновские — незримо связывались между собой на манер сообщающихся сосудов, а авторитеты, возглавлявшие бригады, как могли, регулировали этот нехитрый процесс. На самом верху пирамиды стояли воры в законе — несомненная элита российского криминалитета. Носители преступной идеологии, они держали в руках все нити, ведущие к бригадам, крышам и общакам.
Но и среди группировок часто возникали противоречия, перераставшие в настоящие войны, вроде той, что разгорелась ныне между коньковскими и очаковскими.
Хозяин высокого кабинета знал: по статистике, организованная преступность несет куда больший урон от межклановой борьбы, чем от действий РУОПа, МУРа и ФСБ, вместе взятых. Вывод выглядел столь же парадоксально, сколь и естественно: организованную преступность проще и выгодней всего ликвидировать силами самих бандитов.
