– Ты спишь или нет? – Она лениво повернулась на спину, рубашка распахнулась, обнажив грудь, она открыла глаза, слегка раздвинула колени.
– Я наслаждаюсь жизнью, – сказала она, глядя ему в глаза. – Я наслаждаюсь этим конкретным моментом своей жизни.
– Это воспринимать как комплимент? – Спросил он, улыбаясь, слегка сжимая ее лодыжку. И тут же получил в ответ:
– Ты можешь воспринимать это как комплимент или вообще никак не воспринимать, потому что я наслаждаюсь этим моментом своей жизни. Мне просто очень хорошо. Я ожидаю, что ты сделаешь что-нибудь, чтобы мне и дальше было хорошо.
– Например?
– Не знаю. Например, не будешь задавать мне дурацких вопросов.
– Последний. Хочешь кальвадос?
– Чуть-чуть.
Она приподнялась на локте, сделала глоток, поставила бокал на столик, с трудом дотянувшись до него, ухватившись рукой за его бедро, подтянулась, уютно пристроилась на его коленях, медленно и очень аккуратно расстегнула джинсы и нежно обняла губами набухшую головку его члена. Он услышал свой собственный сдавленный стон, попытался притянуть ее к себе, но она еще глубже ввела его в себя и еще сильнее сжала губами.
– Ничего не делай, – услышал он или ему показалось. Он чувствовал, как расширяется в ней, по мере того как быстрый язычок скользит по его головке и вместе с влажными губами и длинным пальцем превращается в один немыслимый орган наслаждения, которому он может полностью отдаться, попав в другой, неведомый мир на период, который нельзя измерить.
– Я сейчас кончу, – прошептал он, перебирая руками пряди ее волос.
– Да, да, мой милый, я хочу…
Они медленно возвращались в реальность. Она улыбнулась и еще уютнее устроилась у него на коленях.
– Ты хочешь? – спросил он.
– Не сейчас, мне так хорошо, что даже шевелиться не хочется.
– Но ты должна быть… возбуждена?
– Ты хочешь поговорить об этом? – засмеялась она.
Потом они пошли принимать душ, и он в первый раз увидел ее обнаженной в полный рост, отражающейся в большом зеркале ванной комнаты. Не то чтобы за свою жизнь он видел много красивых женщин на расстоянии вытянутой руки, но все вокруг – и телевизор, и кино, и картинки журналов – давно объяснили нам, какой должна быть красивая женщина, даже не женщина, а девушка, потому что по стандартам журналов женщина не может быть красивой; но даже если бы он никогда не смотрел телевизор и вообще только вчера вернулся из космоса, где и пребывал с момента рождения, он бы знал, что Катя очень красива. От длинных шелковистых перепутанных русых волос до маленьких аккуратных пальчиков на ногах представляла она торжество женской красоты, может быть, разобрав ее по частям, строгий критик и нашел бы в ней изъяны – отклонения от журнальных стандартов: может быть, бедра были чуть-чуть тяжеловаты, нос при внимательном рассмотрении оказывался чуть курносым – но кто пустил бы такого дрочилу-критика в ванную комнату с обнаженной Катей?
