Для Алексея же, наоборот, все остановилось по приезде в Москву. Он жил жизнью такой, какой жили до него и пятьдесят, и сто, и больше лет назад люди, занимавшиеся тем же, чем занят был он, и стремительно несущийся куда-то мир не создавал для него ощущений перегрузки. Так живут отшельники, так живут в тайге лесники. Так живут в доме километров за двести от Москвы художники, не озабоченные продажей своих картин. Занятые своим делом, они закрывают наглухо окна и двери в большой мир, чтобы никакого сквозняка, никакой прохлады оттуда не проникло. События, происходящие в большом мире, да и не события даже, а их медийные отражения, никак не могут повлиять на то простое и маленькое дело, которым они заняты. Наверное, так и живут террористы. Наркоману и алкоголику вовсе не интересно, какую отповедь кому дал какой президент или премьер, на какой конференции, в каком городе, в три кольца окруженном полицией, а интересно, где достать денег на очередную дозу или бутылку, и еще – на периферии сознания – какие-то слова хорошо бы сказать и улыбнуться к месту. Человеку, принявшему решение убить других людей за деньги или за идею и уже переступившему черту, тоже нужно произносить слова и к месту улыбаться, но можно особенно не стараться, потому что ему ничего уже от большого мира не нужно. Он мысленно с ним простился. И никакие отражения событий, происходящих в большом мире, его уже не трогают, хоть разорвись он новостями. Остались лишь только тонкие нити, соединяющие с большим миром, но они запрограммированы на истончение, а потом на полное исчезновение. И уже точно не могут появиться никакие новые. А что, если появляются? Что это, как не последнее искушение?
Для Алексея таким последним искушением стала Катя. Он был влюблен в нее, и переполнявшие чувства стремились заполнить все отведенное для них пространство, только вот пространство это оказалось очень невелико, и оттого распирало все изнутри, не находя выхода. И от этого каждый раз, глядя на нее утром, такую нежную, такую чистую, такую красивую, – старался не будить, чтобы полюбоваться в тишине, прежде чем первое нежное прикосновение губ откроет дорогу вздоху, улыбке, протянутым рукам: «Доброе утро, любовь моя!»
Доброе утро, любовь моя – так начинается день, и обязательно обнять и крепко прижаться, чувствуя, как пробуждается ее тело, – нужно вставать, нет, успеешь, лежи спокойно, вот так, вот так, нет, не шевелись, и потом ее смех – все, я проснулась.
