Холоп внес сулею, стопки и оловянную мису с пирогами. Боярин налил, чокнулся с Василием и опрокинул в свою пасть стопку, а следом за нею отправил пирог.
– Ну, каково? – спросил он, едва ворочая языком.
– Отменные! – похвалил Василий. – Хороша настойка, а пироги и того лучше!
– То‑то! – усмехнулся довольно воевода. – Пей еще!
И пока они пили, воевода заговорил:
– Вам што там, на земле сидючи. Вот мне, воеводе, так горе горенское! Слышь, на Волге опять вор объявился, с ним всякие богоотступники, церквей осквернители, душегубы, царю насильники тьмою идут. Похваляются нас всех избить, всякую власть изничтожить! Вот горе‑то! Может, и нам придется кровь проливать! Бают, знамение являлось. В воздухе столбы огненные, десница, а в ей меч! Юродивый у нас тут есть, Фомушка. Он говорит – перед Страшным Судом! О – ох, идет гроза Господняя!
Воевода вздохнул и опрокинул в рот третью стопу.
– Ложь, – беспечно сказал Василий, – мало ли к нам воров с Дона приходит. Послать стрельцов да и разогнать их. Беда не великая!
Воевода укорительно покачал головою и руками развел.
– Да ты што, Василь Павлович, али с неба упал? Не знаешь, что ли, что Стенька Разин сам объявился. – Воевода вытаращил глаза и поднял к верху палец. – И с им какая такая сила управится, а? Ен лукавому душу свою запродал. Гляди, в Царицыне по нем из пушек палили, а заряд‑то весь запалом назад уходил. С им стрельцами не справишь. Он, вишь, по воде плывет, по воздуху летает. Видишь здесь, ан он скрозь землю и за сто верст объявится! Вот оно что! Царь тут с князем Прилуковым наказ прислал: чтобы мы жили с бережением, а ты уберигись, ежели кругом тебя мутится. Нет, уж и вправду последние дни пришли! – и он снова запил свою речь.
Наконец, измучив Василия, он хлопнул его по плечу и сказал:
– Ну, вот, теперь, после хлеба – соли, можно и о деле поговорить. Говори, с каким добром пожаловал?
– Не с добром, воевода, а с худым, – ответил Василий.
Воевода вздохнул.
– К нам, начальным людям, только с худым и ездят. Ну, ну, выкладывай твое дело!
Василий начал рассказывать, но едва помянул имя Лукоперова, как воевода закачал головою и сладко улыбнулся.
– Вот люди так люди! – сказал он. – Истинные мои благодетели! Я с ними что родные. И добры‑то, и богаты‑то, и нравом просты! А доченька у них! – и воевода даже зажмурился.
Сразу упал духом Василий, слыша такие речи, и, прямо сунув челобитную воеводе, глухо сказал:
– А я вот на них и пришел просить царского суда. Прочитай, государь, увидишь, что за люди!
