– Вот, вот! – закивал старик головою. – А намедни мимо нас нищие проходили, так все про его песни пели, а потом, глядь, холоп мне и говорит: недолго вам над нами коряжиться. Придет ужо наш батюшка.
– Ну, – я и показал ему» батюшку»! – засмеялся Сергей. – Спину‑то в кашу обратил! Попомнит!
– Тяжело будет! – вздохнул старик. – Народ‑то по Волге все сбродный, вольница! Беды!..
– Ну, теперь воеводы насторожатся, – успокоил его князь, – отпор дадут.
– Кабы дали, – с усмешкой сказал Сергей, – взять хоть бы нашего. Боров боровом! Куда ему воевать?
– Ох, беды, беды! – повторил старик и, поклонившись, ушел к себе спать.
Скоро в доме все спали. А вечером сели за ужин, и опять пошли те же беседы про холопов и Стеньку Разина.
Потом снова полегли все спать уже на ночь.
Тихая ночь спустилась над усадьбою Лукоперова.
Сторожа уснули, собаки без толку лаяли, бегая по двору, а сзади усадебного дома через высокий частокол прямо в сад ловко и неслышно перелезал Василий Чуксанов, дворянский сын.
Знал он и куда лезет, и зачем, потому что, спрыгнув на землю, не обращая внимания на темноту ночи, прямо пошел по тропинке к малиннику и там, трижды прокричав совою, замер в ожидании.
Почти тотчас подле него появилась стройная фигура девушки, и он крепко сжал ее в своих объятиях.
– Сердце мое, рыбочка, здравствуй! – зашептал он. – Ну что, думала про меня?
– Думала, – тихо ответила Наталья, – сегодня в поле цветы рвала и все гадала: любишь, нет…
– А что вышло?
– Вышло, что любишь…
– Верно! Как душу люблю! – Василий снова обнял ее и поцеловал.
– Стой! – сказал он. – Слезы? О чем?
– Все о том же, Вася, – ответила, прижимаясь к нему, Наташа, – не на радость любимся. Ничего из этого не будет.
Лицо Василия угрюмо нахмурилось, но Наташа не видела его в темноте.
– Если правда любишь, уйдем! Я говорил тебе, – сказал он, – на Яик пойдем, на Дон. Там я хутор достану…
Наташа задрожала в его объятьях.
– Не могу, милый! Как подумаю, что батюшка за это проклясть может, так и сомлею от страха. Какое счастье, если умру когда, то и земля не примет!
– Бабьи сказки, – с горечью сказал Василий, – не любишь. Так и скажи. Любо тебе вот ночью выходить, голову дурить…
– Вася! – в голосе Натальи послышались слезы. – Зачем ты это? Такая ли я?
– Ну, ну, прости, мое солнышко, – поспешно сказал Василий, – сердце у меня такое обидчивое. Сейчас и закипит. Верю тебе, верю… А все же больно, Наташа! Что я им сделал, чем я хуже других! Али что беден?..
