Старики закивали бородами:
— Это истинно арабское красноречие!
В это время раздался лай собак, ржание, радостные крики женщин.
— Вернулись наши молодцы, — сказал отец Аштара.
Тихое становище затопила волна шума — где-то забили в бубен, перекликались мужские и женские голоса, кричали дети. К костру подошла толпа молодых бедуинов, среди которых выделялся ростом и шириной плеч знакомый Хасана.
— Привет вам! — сказал Аштар старикам. — Сегодня мы вернулись с удачей.
Он осекся, увидев чужого, но тут же, узнав Хасана, улыбнулся ему:
— Привет тебе, Абу Нувас из Басры, видишь, я запомнил твое имя. Добро пожаловать к нам и не взыщи, если что-нибудь придется тебе не по вкусу.
Потом, обратившись к отцу, Аштар добавил:
— Я привез тебе теплый плащ. Ты можешь носить его сам, а можешь отдать сестрам, — и подал отцу сверток.
При скудном свете костра Хасан увидел на плаще медные застежки в форме полумесяца. Такие были у одного из стражников, сопровождавших Хасана к кудаитам. У него засосало под ложечкой: так вот чем занимались молодцы Бану Кудаа! Не показав виду, что узнал плащ, Хасан ответил Аштару:
— Привет тебе, я нашел приют и убежище в вашем становище и думаю пробыть у вас некоторое время.
— Добро пожаловать! — повторил Аштар.
Уйдя в свой шатер, Хасан долго не мог уснуть. Он чувствовал голод, немилосердно кусали блохи, тревожили непривычные звуки степи, а потом стало холодно. Он плотнее закутался в свой плащ с прослойкой хлопка, но это не помогало. Как эти молодые сильные мужчины, которые весь день проводят в седле, могут довольствоваться горстью сушеных фиников и чашкой кислого верблюжьего молока? Чему учиться у них? Что они знают и что видели в жизни? Тошнота подкатывала к горлу при мысли о том, что вся утварь и одежда, какая есть в становище, добыта тем же путем, что и плащ. Он с нетерпением ждал утра.
Наконец стало светлее. Хасан с трудом поднялся — все тело затекло от холода и лежания на тонком неровном войлоке, постеленном прямо на земле. Распахнув полы палатки, он вышел и остановился, ослепленный.
На нежно-розовом небе плыли легкие серебристые облака. Вершины холмов слегка курились — тонкие полоски песка струились под утренним ветром, чертя изменяющиеся с каждой минутой узоры, действительно напоминающие «буквы псалмов, начертанные рукой монаха», как говорили древние поэты. На самом краю неба ярко горела узкая алая полоса зари — «хвост волка», как называют ее степняки, а над ней, пронизывая тонкую пыль, носившуюся в воздухе, сиял ослепительный венец лучей солнца, еще не взошедшего, но возвещающего о своем появлении.
