«Свобода истинная, настоящая, это ведь свобода духа! Это освобождение от меркантильных навязчивых привычек и победа над собой, важнее которой, по словам Сенеки, нет ничего!» – размышлял про себя доморощенный философ Арье Бен Давид, растирая себя полотенцем после холодного душа.
Шай, разбуженный матерью, с отрешенным лицом прошел в ванную комнату. Арье уловил, что на его приветствие он не отреагировал, а только ещё больше потупил взгляд и съежился. Он замер с тяжелым сердцем, всматриваясь в уходящую тень ребенка. Он словно пытался одним взглядом окинуть и постичь этот новый и неведомый ему мир. Он знал, зачем он здесь. Ему припомнились известные слова Талейрана: «Бойтесь первого порыва души, потому, что он, обыкновенно, самый благородный». Он не испугался этого порыва. Он откликнулся, пошел у него на поводу, словно решил родиться заново!
И теперь он здесь, в Израиле, в совсем другой жизни. Он спрашивал себя: кто этот мальчик, ради которого он здесь? Он не знал его. Он знал только, что он, Арье Бен Давид, его отец. Отец! Это не просто слово. Это целое понятие. Целое представление! Если, конечно, у представителя есть, что представить. Он усмехнулся своему каламбуру. Но тут же целый вихрь кошмарных мыслей поднялся в его душе. Что это он, в самом деле, позволяет себе святотатствовать! Какой такой он родитель?! Никакой он не родитель и никогда им не был! Не был!!! Никому не был! Ему вдруг захотелось выть! Выть, как побитой собаке! Прилюдно! На площади! Поджав хвост и пряча глаза! В душе его бешено пылал огонь самоосуждения! Но к черту все покаяния и самобичевание, если они ни к чему не приводят! А НАДО ведь что–то делать! Но что?! Что, Господи!?
12
В квартире Артура в Бруклине зазвонил телефон. Артур с опаской посмотрел на стрекочущую трубку. Наконец, решился ответить.
― Алло! Это Артур Львович у телефона?
― Да, я.
― Добрый день, Артур Львович! Узнаете меня? Говорит адвокат Бергман. Я звоню вам из Антверпена.
― Да, да! Я узнал Вас, Аркадий Петрович! Спасибо. Очень рад слышать.
― Я тоже, однако, Артур Львович, вы сейчас стоите или сидите?
― Стою.
― Тогда сядьте. То, что я собираюсь вам поведать, требует устойчивого положения тела.
― Я сел… А в чем… собственно дело? – побелевшими губами слабо произнес Артур, усевшись на диван. В его мозгу уже замельтешили мысли об аресте, о высылке его из США, о выдаче его в Россию по обвинению в каком ни будь сфабрикованном преступлении.
― Наберите воздух. А теперь я вам скажу правду – ваш отец жив!
