— Кто это тебя так разукрасил? Неужели Женское царство?
Он жутко перепугался. Положил на столик хлеб, котлеты, пакетик аскофена, поставил бутылку с водой. Я ничего не ответил, набросился на еду, но после первого же куска меня опять затошнило.
— Почему тут запах, как в кабаке? — принюхиваясь, спросил Кики.
Я опять промолчал, проглотил две таблетки аскофена, запил водой. Потом накрошил Квочке Мэри хлеба, налил ей в миску воды. Сначала она повыламывалась от обиды, не желала есть, но потом смилостивилась и, презрительно взглянув на меня, все же принялась клевать.
— Слушай, ты расскажешь, наконец, что с тобой стряслось? — спросил Кики, обиженный не меньше, чем Квочка Мэри.
— Кики, — ответил я, — ты вправду верный друг, но сейчас я не в состоянии говорить, мне нехорошо… Иди домой, завтра я все объясню. Честное комсомольское.
— Ты еще не комсомолец.
— Скоро стану, потому что уже становлюсь настоящим мужчиной.
Он многозначительно взглянул на меня и даже почесал в затылке, но больше ни о чем не спросил, а если бы спросил, я бы и его тоже проткнул шпагой.
Кики ушел, и я остался один. С Квочкой Мэри. Утолив голод, она забилась в уголок и заснула. Я тоже попытался что-нибудь проглотить, но ничего не получалось. Желудок подкатывал к горлу, а голова кружилась, как веретено.
Я привалился спиной к стене. И тут же погрузился в глубокий-глубокий колодец, на дне которого сверкало голубое бескрайнее небо.
И увидел там Джульетту. Она была необъятной, как космос, и сперва походила на официантку, с которой я танцевал. Потом ее лицо растворилось среди звезд, вместо него выплыл образ Милены с третьей парты и тут же потонул в беспредельном пространстве, а из далеких созвездий прилетела Росица. У нее были карие глаза и веселые ямочки на щеках, я обнял ее и поцеловал в губы, тогда она тоже исчезла, и со мной осталась одна только Джульетта — она была самой прекрасной из всех, и мне стало ужасно приятно.
7. Сюрпризы переходного возраста
Проснулся я в собственной постели. Надо мной склонились мама, папа и доктор Алексиев, но я видел их будто сквозь мутное и неровное стекло — мама была толще обычного, папа какой-то сплющенный, а доктор Алексиев был похож на сову в очках. Голова у меня разламывалась, рот был сухой и шершавый, как наждачная шкурка № 8, а пальцы на руках согнулись крючком. Доктор пощупал мне лоб, поморгал, поморгал и сказал:
— Ну что ж, голубчик, выкарабкался… — А потом спросил: — Как ты себя чувствуешь?
