Парень нерешительно пожал плечами.
— Дело ваше…
Харпур осторожно отпер дверь и ступил в дружелюбный полумрак большого старого дома. За время поездки из города влажная от пота одежда стала липко-холодной, и Харпура била дрожь.
Включив свет, он сел возле телефона и посмотрел на часы. Почти полночь — значит, уже не существует никакой тайны, ни малейшего сомнения в том, что же произошло пять лет назад на детской площадке. Он снял трубку и тут услышал, как ходит наверху жена. Харпур мог набрать любой из нескольких номеров и выяснить, что показало медленное стекло, но обращаться в полицию или муниципалитет было выше его сил. Он позвонит Сэму Макнамаре.
Конечно, официально охране еще ничего не сообщали, но Сэм наверняка уже все знает. Харпур попытался набрать номер дежурной комнаты, но пальцы не слушались, сгибались от ударов по кнопкам, и он сдался.
По лестнице сошла в халате Ева Харпур и с тревогой подошла к мужу.
— Кеннет! — Ее рука поднялась ко рту. — Что ты наделал?! Ты выглядишь… Я немедленно вызову Хоктора Шермена.
Харпур слабо улыбнулся. «Я много улыбаюсь в последнее время, — не к месту подумал он. — Как правило, это единственное, что остается старику».
— Лучше свари мне кофе и помоги лечь в постель. Но прежде всего — набери-ка номер на этом чертовом телефоне.
Ева протестующе открыла рот, но их взгляды встретились, и она промолчала.
Когда Сэм подошел, Хгрпур произнес ровным голосом:
— Привет, Сэм. Судья Харпур. Ну, потеха закончилась?
— Да, сэр. Потом устроили пресс-конференцию, но все уже разошлись. Вы, должно быть, слышали новости по радио.
— Между прочим, не слышал, Сэм. Я… Я недавно пришел. Вот решил перед сном поинтересоваться у кого-нибудь и вспомнил твой номер.
Сэм нерешительно засмеялся.
— Ну что же, личность установлена точно. Это действительно Рэддол — да, впрочем, вы-то знали все с самого начала.
— Знал, Сэм. — Харпур почувствовал, как глаза наполняются горячими слезами.
— И все равно, наверно камень с души, господин судья. Харпур устало кивнул, но в трубку сказал:
— Естественно, я рад, что ошибки не было, но судьи не создают законов, Сэм. Они даже не решают, кто виновен, а кто нет. Что касается меня, наличие необычного стеклышка не имело ровно никакого значения.
Эти слова были достойны железного судьи.
На линии долго стояла тишина, а потом Сэм продолжил, и в голосе его звучало чуть ли не отчаяние.
— Я, конечно, понимаю… И все-таки, должно быть, на душе легче…
С неожиданным теплым удивлением Харпур осознал, что дюжий ирландец молит его. «Теперь это не играет роли, — подумал он. — Утром я выйду в отставку и вновь стану человеком».
