— Надо бы навести справки. Но ответ — да.
Я наблюдал за ним. Никогда не слышал, чтобы праведник когда-нибудь о ком-нибудь так говорил. Я не слышал, чтобы они вообще открыто говорили о своих бессмертных. Интересно, как сказывалось на них сознание того, что смерть была делом выбора. Что чувствуешь, когда не только являешься хозяином собственной жизни, но и вместе с жизнью получаешь в дар вечность?
Лян наконец поднялся.
— Бьянка Файетт пыталась получить выгоду от своего пребывания. А мы здесь не для этого.
Мне понадобилась минута, чтобы переварить сказанное. Полагаю, если бы я дал себе труд подумать, то в голову непременно пришла бы мысль о том, что все праведники — люди и, следовательно, не лишены пороков. Я никогда не мог вообразить, что мне представится возможность услышать, как кто-то из них говорит об этом. Мне не нужно было знать их секреты. Но сейчас всё выглядело так, словно выбора у меня нет.
— Почему вы не отправили её домой? — спросил я.
У Ляна дёрнулся уголок рта.
— Будто у нас есть власть над стражами.
— Понятно.
Хоть раз, что-то сказанное Ляном о тех, кто населял миры Солнечной системы, действительно имело смысл.
— Может быть. — Но в глазах Ляна не читалось никакого сомнения.
— Простите, что вытащил вас сюда.
Он глубоко вздохнул:
— Ничего. Мне всё равно надо было в эти края. Мой друг из Вёрзера прислал мне записку. К ним прибыл полный корабль рабочих аварийных служб с Обливиона. Он расспрашивает их. Вдруг удастся разузнать что-нибудь о вашей матери.
— Спасибо.
Мне стоило труда не отвести взгляда. Бесполезно надеяться, что Хамад не подслушивает этот разговор.
«А ещё бесполезно надеяться, что он не знает о помощи Ляна в поисках моей матери, — напомнил я самому себе. — Просто он пока ещё не выдаёт своего интереса».
Лян пожал плечами. Раздражение и гнев придавали силы и большей выразительности его жестам.
— Это тяжело. Они мудрят с именами. Вам удалось узнать её идентификационный номер?
— Нет. — Мне удавалось сохранять спокойствие. — Эта не того рода информация, которой клерки склонны с лёгкостью поделиться.
Лян тихо рассмеялся:
— Да. Я заметил. Будем на связи.
— Спасибо.
Мы стояли в тишине, не друзья, но и не враги. Мы использовали друг друга, но жалели, что нам приходилось это делать, и каждый изо всех сил пытался понять другого.
— Я на вашей стороне, Амеранд, — сказал он.
Я ничего не ответил. Я верил ему. Проблема в том, что он не имел представления о том, что говорит.
— Мне пора возвращаться, — наконец произнёс Лян. — Через пятнадцать минут закроют воду, и мне надо убедиться, что толпа не взволновалась. Или у вас ко мне что-то ещё?
