— Угу, — скептически отозвался Дьюин, поглубже надвигая на глаза капюшон плаща. — Как бы только не пожалеть об этой ясности.
Некоторое время наемник помолчал, но затем любопытство, видимо, все же одержало над ним верх, потому что в итоге он снова заговорил:
— А как они там эти холмы проветривают хоть? Окошко, что ли, открывают?
— Нет, — оживился Монметон. — Технология несколько иная. Если верить легендам, каждую ночь холм, под которым обитает малый народец, поднимается на четырех столбах–опорах, являя взгляду скрывающиеся в недрах богатства, а в предрассветный час вновь возвращается в свое изначальное положение.
— Ага, — подтвердила Ларри. — Причем, судя по направлению сквозняков, при возвращении на место холм забирает обратно всю выдутую пыль, чтобы добро не пропадало.
— К дьяволу пыль, — с чувством сказал наемник. — Давайте‑ка лучше про богатства поподробнее. Что там в этих недрах найти‑то можно полезного и легко вывозимого?
— Так ведь никто точно не знает, — включился в разговор Хельстайн. — Поскольку нет никаких задокументированных свидетельств от людей, побывавших в Полых Холмах и вернувшихся из них, все описания их обустройства, увы, следует отнести к области фантазий.
— А из какой же области фантазии тогда вы сами выудили свою карту? — хмуро осведомился Дьюин.
— Ну, то, что никто не бывал в Полых Холмах, еще не означает, что никто до них не доходил, — начал было Монметон и, осекшись, вопросительно покосился на Хельстайна, как бы испрашивая у того разрешения продолжить. Однако светило мерленской науки, видимо, что‑то быстро прикинув в уме, решил продолжить повествование сам.
— Альберт совершенно прав, — кивнул он. — Существует одно свидетельство, которое нам не так давно посчастливилось отыскать. Теперь, вдали от посторонних ушей, думаю, можно говорить о нем более свободно.
— Да уж, самое время, как ни глянь, — хмыкнул Дьюин, однако насторожился. Чем дьявол не шутит — вдруг в рассказе Хельстайна, несмотря на его предосторожности, все же промелькнет что‑нибудь полезное.
— Лис, кончал бы ты уже ходить вокруг да около, — с кислым выражением лица предложила Ларри. — Я так понимаю, ничего конкретного в твоем драгоценном свидетельстве все равно не было, иначе ты давно уже довел бы нас до места с закрытыми глазами.
— Ничего конкретного, полагаешь? — с видом оскорбленной добродетели переспросил Хельстайн. — То есть, воспоминаний самого императора Максимилиана тебе не достаточно, и нужно что‑то более основательное?
