Наконец и сам Ермил Иванович ездил куда-то два раза, бывал в отлучке по нескольку дней, и каждый раз, по возвращении его из поездки, распродажа движимого имущества на хуторе шла шибче прежнего. Загадочны были каждое слово и каждый взгляд Ермила Ивановича.
– По всем видимостям, Ермил Иванович, вы хотите переселиться куда-то от нас? – сказал ему однажды священник, встретившись с ним на базаре в Ульянках. – Много, поди, беспокойства вам теперь?
Присутствующие насторожили уши и воззрились на Большухина. «Как-то, мол, ты теперь отвертишься?»
– Что же делать, батюшка! – со вздохом отозвался Ермил Иванович. – Рыба ищет, где глубже, человек – где лучше…
– Это вы справедливо… – согласился отец Николай. Присутствующие при этом повесили носы: «улизнул-таки»…
– Только дело в том, Ермил Иванович, что ведь вы здесь таково хорошо устроились, заведение у вас шло на широкую ногу… – продолжал священник. – А теперь вам опять такое беспокойство…
– Ничего, отче! – весело возразил Большухин. – Все перемелется – мука будет. Именно – мука… Ах, ха-ха!
Да как вдруг расхохочется на всю площадь…
Потом пелехинцы вспомнили этот хохот и поняли его настоящий смысл, а в ту пору добрые люди смотрели на него, как на шального. В словах: «перемелется – мука будет» не было ровно ничего смешного. Он действительно в то время о муке думал, поговорка пришлась кстати и рассмешила его.
– А куда переезжаешь-то? Далеко? – прямо спросил Большухина наш простоватый дядя Клим.
– Далеко! Отсюда не видать! – с веселой улыбкой промолвил тот, отходя в сторону.
Присутствующие покачали головами и стали перешептываться между собой.
А время шло-подвигалось. Наступила зима… Нашелся и покупатель на хутор, вернее сказать – покупательница-немка, Клейман (пелехинцы зовут ее Клеманшей). Задумала она на немецкий манер заводить молочное хозяйство, сыр да масло делать… Наконец Ермил Иванович собрался уезжать; долее скрывать тайну было уже нельзя. Оказывалось, что Ермил Иванович удалялся от нас в Алюбинскую станицу. Впоследствии, уже гораздо позже, пелехинцы узнали все подробности таинственной «штуки», задуманной и самым блестящим образом приведенной в исполнение Ермилом Ивановичем. Слышали пелехинцы потом от очевидца, как печально и даже, можно сказать, трагично разрешилась для него самого его таинственная «штука».
Станица Алюбинская находилась в ста верстах от наших мест и стояла на берегу Вепра посреди зеленых донских степей, в местности бойкой, людной, богатой пшеницею. Мощеные улицы, кабаки, трактиры с заманчивыми красными вывесками, ряд деревянных лавок на базарной площади, большая белая церковь – делали станицу похожею на веселый, оживленный городок. Осенью в станице бывали ярмарки; много торговцев наезжало сюда из соседних губерний.
