Из динамиков под потолком льется музыка. Ча-ча-ча. Два медленных шага и три быстрых. Перекрестный шаг и женский разворот под рукой. Фертилити меня научила.
Я совершенно не так представлял себе наше свидание. Ряды женской одежды на плечиках. Продавщицы, одетые по-настоящему стильно и элегантно, то и дело подходят и спрашивают: чем я могу вам помочь? Ну и что тут такого? Все это я уже видел.
Я говорю: она что, хочет здесь танцевать?
— Подожди, — говорит Фертилити. — Подожди.
Первое, что происходит, — запах дыма.
— Сюда, — говорит Фертилити и уводит меня в густой лес из длинных вечерних платьев.
Потом включаются сирены пожарной тревоги, люди бросаются к эскалаторам, бегут вниз по ступенькам, как по обычным лестницам, потому что эскалаторы остановились. Люди спускаются по эскалаторам, предназначенным для подъема, и в этом есть что-то неправильное — как будто они нарушают закон. Продавщица за кассой сгребает всю выручку в сумку на молнии и смотрит на покупателей, что столпились у лифтов, — стоят, нервно переминаясь с ноги на ногу, смотрят на индикаторы этажей, шуршат большими пакетами с покупками.
Сирена все надрывается. Дым сгущается — видно, как он клубится под потолком там, где горят лампочки.
— Не ждите лифтов, — кричит продавщица. — При пожаре лифты отключаются. Спускайтесь по лестнице.
Она бросается к ним сквозь лабиринт женской одежды на плечиках, крепко сжимая в руке свою сумку на молнии, и загоняет их в дверь с надписью ВЫХОД.
В торговом зале остаемся лишь мы с Фертилити, и тут свет мигает и гаснет.
В темноте и дыму. Гладкий атлас, шелковистый бархат, прохладный шелк. Рев сирены, все эти платья, шероховатая шерсть. Прохладная рука Фертилити в моей руке. И Фертилити говорит:
— Не волнуйся.
Маленькие зеленые таблички светятся в темноте. На табличках написано ВЫХОД.
Ревет сирена.
— Главное — не волнуйся, — говорит Фертилити.
Ревет сирена.
— Сейчас уже скоро, — говорит Фертилити.
Вспышки оранжевого в темноте в дальнем конце зала. В этой дрожащей подсветке все кажется странным, нездешним. Платья и брюки на вешалках между нашим и тем концом зала — словно черные силуэты безголовых людей, сгорающих в пламени.
Люди сгорают в огне и несутся на нас сломя голову, хотя они и безголовые. Сирена ревет так громко, что от этого рева сотрясается воздух. И только прохладная рука Фертилити удерживает меня на месте.
— Совсем-совсем скоро, — говорит она.
Нас уже обдает жаром. Дым разъедает глаза. Безголовые женщины, пугала из одежды на плечиках, дымятся уже в двадцати футах от нас. Дымятся и оседают на пол. Становится трудно дышать, глаза щиплет.
