— Приветствую тебя, брат. — Даритай пялился на Оэлун. — Таргутай говорит, что устал от пастушьей работы — целыми днями глотает пыль. Мы могли бы поохотиться.
— Ты будешь пасти, — откликнулся Есугэй.
Мальчишеское лицо Таргутая застыло в недовольной гримасе. Тайчиут оставался с Есугэем, потому что многие его соплеменники были согласны признать старшинство рода Кият; муж говорил об этом Оэлун. Но Таргутай втайне сам мечтал стать вождем. По мнению Оэлун, честолюбие разжигала его бабушка Орбэй.
Есугэй встал. Оэлун подала ему бурдючок с кумысом — он не вернется до ужина.
Когда все трое вышли из юрты, Оэлун привела в порядок войлочное одеяло и овчины на постели. Корзинка У входа была почти пуста; Оэлун надо было собрать сухих коровьих лепешек, чтобы топить очаг. Она взяла корзину и вышла.
Воздух был уже горячий и сухой; даже в такую рань она могла найти навоз, достаточно подсохший, чтобы горел. На востоке горизонт был красный, небо светлело. Она повернула на запад. Темная холмистая земля простиралась за деревьями, окаймлявшими реку.
Коко Мункэ Тэнгри был повсюду. Не существовало места, где бы человек мог спрятаться от Вечного Голубого Неба. Тэнгри палил Свой народ жаром солнца, насылал на него бури, сек ветрами и морозил зимней стужей. Тэнгри раскалял его в жаре и погружал в холод, закалял его, как это делают кузнецы с мечами, которые куют из руды, собранной в горных разломах.
Скотина шла на пастбище неподалеку от стана. Ноги животных скрывались в тучах пыли; туловища их, казалось, плывут над прахом. Конные мужчины гнали табун на равнину, а женщины и девушки с помощью собак пасли овец. Все заглушало мычанье и топот копыт.
Оэлун искала сухие лепешки. Сочигиль с ребенком, привязанным к спине, тоже собирала кизяки. Темноглазая женщина было пошла к Оэлун, но вдруг резко повернула обратно.
— Здравствуй, Оэлун-уджин, — сказал чей-то голос.
Из-за повозки вышла Орбэй-хатун.
Оэлун поклонилась.
— Приветствую вас, высокородная.
— Скоро будет гроза, — сказала Орбэй. — У меня кости ноют. — Черные глаза ханши превратились совсем в щелочки. — Ты не посетила моей юрты, юная уджин.
— Я совсем недавно здесь, — оправдывалась Оэлун.
— Ты придешь ко мне завтра, когда мы соберемся почтить духов, — приказала ханша. — Новая жена багатура должна быть с нами. Сочигаль-уджин тоже приглашается, конечно.
— Сочту за честь, — сказала Оэлун. Она поклонилась, пробормотала слова прощания и поспешила к своей юрте.
Предсказание старой вдовствующей ханши сбывалось — на севере небо потемнело.
