Оэлун чувствовала, как ее разглядывают две старые ханши. Женщины, что сидели рядом с ней, были уже пьяные. Жена Некун-тайджи передала бараний рог с кумысом Сочигиль. Некоторые мужчины встали и начали плясать. Глотки надрывались в песне.
Есугэй сунул Оэлун бараний рог.
— Я не хочу пить, — прошептала она.
— Пей, или я вылью кумыс тебе в глотку.
Она взяла рог и выпила, терпкое перебродившее кобылье молоко сняло напряжение, сдавившее горло. Двое мужчин вскочили и стали бороться. Один тайчиут смотрел на нее с вожделением. Скоро совсем стемнеет, ей хотелось спрятаться в темноту.
Есугэй выхватил у нее рог, а потом поднял ее на ноги. Даритай протянул кусок мяса. Есугэй взял пищу с кончика ножа.
— Я закончу пир в своей юрте, — закричал он.
Мужчины захохотали. Стальные пальцы Есугэя обхватили руку Оэлун. Он молчал, пока они не дошли до жилища. Он втянул ее внутрь, потом толкнул к очагу.
— Ты не ела, — сказал он.
— Не хотелось.
— Ешь, пока дают.
Она сидела у огня. Он тоже присел поодаль. Вынув нож из-за пояса, он отрезал кусок мяса, наколол на кончик ножа и подал. Она взяла. Он глотнул кумыса из кувшина и вытер усы.
— Мне бы надо было убить того мэркита, — сказал Есугэй, — но мне не хотелось загонять своего коня.
— Убив моего мужа, ты бы не очень подогрел мои чувства к тебе.
— Будь он мертв, дело решилось бы само собой.
— Ты побоялся, что не справишься с ним один, — сказала она, — и поехал за братьями.
— Если что-нибудь делать, то наверняка.
Выбритая макушка его головы блестела при свете огня. Есугэй, сузив глаза, наблюдал за Оэлун. Она сняла свой головной убор и положила рядом.
— Я ненавижу тебя, — тихо сказала она.
— Очень жаль. — Есугэй вытер руки подолом рубахи. — Он сделал глупость, дав мне увидеть тебя да еще не заставив тебя одеться. Он недостоин тебя. — Есугэй помолчал. — Я видел, как ты отдала ему свою сорочку перед тем, как он ускакал.
Она вздохнула.
— Отдала ему на память. Он не хотел покидать меня, но ты бы убил его, если бы он остался. Я сказала ему, что надо ехать, что…
Голос ее пресекся.
— И теперь он может утирать слезы твоей сорочкой, — насмешливо вымолвил Есугэй. — А может быть, ты дала свою сорочку, чтобы утешить его. Наверно, ты хотела завлечь меня, когда я ехал мимо, показала мне все, что я получу.
— Нет, — сказала она.
— Уж не собираешься ли ты опять плакать по нему? Не делай вид, что ты огорчена.
Он вскочил и потянул ее к себе. Оэлун старалась высвободить руки. Он толкал ее к постели, расстегивая пояс.
