В обычную школу я пошел с четвертого класса после переезда семьи в Москву.
Отец познакомил меня со стихами Маяковского, Есенина, Демьяна Бедного. Влияние именно этих поэтов наиболее сильно сказалось на моих детских поэтических опытах. Но больше всего я любил сказки Пушкина, басни Крылова, стихи Лермонтова и Некрасова.
Коротая вечера, я выпускал домашний «литературно-художественный» журнал, был одновременно и редактором, и художником, и единственным автором этого издания. Читателями этого журнала были домашние и ближайшие родственники, посещавшие нас.
Приведу одно из стихотворений, «опубликованных» в моем журнале:
РЕКА
Как змея извиваясь
Меж крутыми брегами,
Течет речка в озера
Голубыми водами.
По брегам растут ивы,
Что раскинули ветви,
Посредине же речки
Рыбаки тащат сети.
Ее воды прозрачны,
Дно песчано, глубоко,
По брегам же местами
Растет кучкой осока.
Верхоплавки играют,
Щуки ходят кругами.
Течет речка в озера
Голубыми водами.
Отец послал без моего ведома несколько стихотворений на отзыв одному известному московскому поэту. «У мальчика есть способности. Однако трудно сказать, будет ли он поэтом. Могу только посоветовать: пусть больше читает и продолжает писать стихи», — гласил ответ Александра Ильича Безыменского.
Домашние публикации меня не удовлетворяли. Я мечтал напечататься по-настоящему…
Сочинив однажды в стихах «Сказку про медведя» и переписав ее печатными буквами, я направился в одно из московских издательств. Оно помещалось в небольшом особняке под № 7 по Гоголевскому бульвару. Это было частное издательство Мириманова, издававшее детские книжки. С трепетом вошел я в помещение, в котором волнующе пахло типографской краской. Меня провели к «самому главному». Маленький щуплый старичок с козлиной бородкой, в толстовке, принял меня как настоящего автора. Он предложил мне сесть, мельком просмотрел рукопись и попросил оставить ее на несколько дней. На прощанье он протянул мне три рубля. Это был мой первый денежный аванс! Надо ли рассказывать, что я, выйдя за ворота, тут же оставил его у моссельпромщицы, торговавшей с лотка ирисками и соевыми батончиками.
А спустя неделю я держал в дрожащих пальцах напечатанный на издательском бланке ответ, в краткой, но убедительной форме отклонявший мою рукопись как непригодную для издания.
Этому предшествовал трагикомический момент: письмо было адресовано мне, однако сперва попало случайно в руки отцу, который, не обратив внимания на инициалы адресата, вскрыл его и, не разобравшись, принял ответ издательства на свой счет — он как раз ждал письма из какого-то журнала, куда послал свою статью…
