Ты - моя тайна | страница 76



— Я могу сыграть любую мелодию на слух.

— Так идем же!

Это стало традицией. Каждый четверг в Лагунита-Холле звучало пение с десяти вечера до полуночи. Репертуар Бет был чрезвычайно обширен: мюзиклы, баллады, народные песни, старинные любовные романсы. Особенно восхищалась подругой Кэрри.

— Но ведь это нетрудно, — говорила ей Бет, немного смущенная, но очень довольная своим новым положением в Лагунита-Холле: ее полюбили за то, что она делала хорошо и с удовольствием.

— Многие этого не умеют, Бет, а ведь мы даже не знали, что ты играешь.

— Но это сущие пустяки, просто развлечение. По-настоящему я играю и очень люблю классическую музыку. Но для этого нужно ежедневно часами упражняться. У меня просто нет времени.

Требования слушателей тем временем возрастали.

— Ты знаешь «Зажги мой огонь», Бет? — спросил кто-то однажды.

Бет неуверенно повторила название и покачала головой.

— Это группа «Дорз», Бет, — пояснила Меган со значением, но, спохватившись, добавила: — Бет пока не очень разбирается в рок-музыке.

— Если бы я услышала, то могла бы подобрать, — предложила Бет.

После этого разговора она согласилась выучивать по записям по три новые песни в неделю. Из огромного списка Меган сама отобрала наиболее популярные вещи. К концу осени Бет уже играла отдельные песни из репертуара «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Дорз» и других групп. Это радовало всех и прежде всего саму пианистку.

Стефан все больше уважал Бет. За ее быстрый ум, за обдуманные, взвешенные суждения, за ее человеческие качества. Уважал он и ее сексуальные принципы, как бы они ни усложняли их жизнь.

Кэрри придерживалась своей «разумной» диеты и даже потеряла еще несколько фунтов. Стефан утверждал, что она слишком худа, но Бет и Меган считали, что все в полном ажуре.

Никто не замечал, что Кэрри переменилась внутренне. Это произошло в вечер премьеры. Об этой глубокой перемене знала она одна. И никому об этом не говорила. Однако Кэрри недооценила Майкла…


* * *

Майкл Дженкинс небрежно оперся о край большого дубового письменного стола и посматривал на своих студентов. Курс современного английского языка был обязателен для всех в Стэнфорде. Студенты попадались разные: талантливые энтузиасты, скучные зануды, спесивые неучи, упивавшиеся собственным многословием болтуны… Но в этом году — втором году его работы в Стэнфорде — Майклу повезло заполучить по-настоящему талантливую студентку.

Он посмотрел на пачку листков на столе — последняя работа студентов. Он читал и перечитывал эссе, которое лежало на самом верху. Это было глубоко личное сочинение об одиночестве, утраченных иллюзиях и душевной боли, эмоциональное, но отнюдь не слезливое, грустное, но в высшей степени оптимистичное и полное надежд. Проникнутое тонким, деликатным юмором.