— К чему?
— К таким разговорам. Говорить о том, что думаешь, о том, что знаешь. К откровенности.
— Мне нравится, как ты говоришь о том, что думаешь. О своих истинных мыслях. Со мной можно не скрытничать и не притворяться.
В этот вечер Бет рассказала Стефану о своих планах, о тщательно составленной ею программе занятий, которая не оставляла времени на изучение социологии и английской литературы. Стефан ее поддразнил: глупышка, почему бы не сказать ему об этом с самого начала? И весело рассмеялся. Потом рассмеялась и она. Как это славно — смеяться вместе с другом-мужчиной над тем, что забавляет обоих!
Провожая Бет до Лагунита-Холла, Стефану очень хотелось поцеловать ее — она была такая красивая, так влекла к себе. Он только начинал узнавать подлинную Бет, полную неожиданностей, Бет, которая хотела ему верить. Но он боялся ее спугнуть. Впереди еще много времени, не стоит торопить события.
Вместо поцелуя он пригласил ее провести вместе будущий уик-энд.
— Это было бы замечательно, Стефан, — протяжно произнесла она в своей очаровательной южной манере.
— И что это значит? — снова поддразнил он.
— Это значит «да», Стефан, — засмеялась Бет.
* * *
Стефан решил, что они отправятся в субботу на футбольный матч между командами Стэнфорда и другого колледжа, а потом, после игры, — на барбекю вместе с другими членами команды. Если Бет вытерпела «Седьмую печать», то высидит и футбол. Зато он получше ее узнает в непринужденной обстановке — во время игры, — там она поведет себя естественно, сбросит защитную броню.
— Ну, как тебе это? — спросил он по телефону.
— Ты что, экзаменуешь меня, Стефан? — весело сказала она.
— Нет, что ты! Но ты честно мне скажи, если тебе не хочется идти.
— А мне как раз хочется.
Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, на многолюдной открытой трибуне, Бет нравилась эта близость, нравилось еще ближе наклоняться к Стефану, чтобы расслышать его объяснения.
Вначале Стефан ей объяснял все происходящее на поле. Бет слушала серьезно, кивала и внимательно следила за игрой. Но игра делалась азартнее, громче орали зрители и труднее становилось разговаривать.
К концу четвертого периода, в самый критический момент, был назначен пенальти.
— Что произошло? — спрашивал Стефан у приятелей, сидевших по соседству. — За что назначили, я ничего такого не заметил.
— Полагаю, что за снос, — сказала Бет.
— Что ты говоришь? — изумился Стефан.
— Я говорю, — Бет приблизила губы к самому уху Стефана, — что, по-моему, наши снесли игрока противника. Во всяком случае, мне так показалось.
