Когда после работы, вечером того же дня, он попытался найти девок, - их не было. Они ушли.
Они не взяли денег и оружия, фактически, у него не было причин для беспо-койства, - он никого не убивал, а у них были веские причины держать язык за зубами. Что бы теперь ни всплыло, - включая и концы, спрятанные в воду, - держа язык за зубами, а концы в зубах он был недосягаем для привязок, - слова, слова, одни лишь пустые слова, - убивающие, как пули, если разжать зубы.
Но когда он вернулся из лесу домой и посмотрел на постель, - на ней проступили зебровые полосы - и у него, как кулак, сжалось сердце.
Он продолжил жизнь, не разжимая зубов и не теряя улыбки, он продолжал работу, которая не была ему в тягость и даже выбился в передовики учительского труда. С удивлением, он обнаружил, что эмоциональная отстраненность способствует успеху. Ему плевать было на учительскую карьеру - и он успешно ее делал, он холодно презирал дебилов, с которыми имел дело, - а они любили его и делали успехи под его руководством. У него получалось лучше, чем у многих горящих на работе преподавателей, издерганных горением, он мог двести раз объяснять что-нибудь дебилу, не испытывая раздражения от его дебильности - и у дебила начинало получаться. Не осознавая этого сам, - он мог бы быть очень хорошим опером, намного лучше чем те, которых походя слизали с лица земли тринадцатилетние девчонки, он мог бы достичь успеха в любом деле, - если бы не эликсиры Сатаны, сжигавшие его кровь.
Каждый вечер, возвращаясь домой, - он ожидал Зебру, которая выскочит ему навстречу, с ухмылкой на красивой морде, ожидал услышать голоса Эвелины и Гелы. Но их не было.
Он начал больше пить и проявлять склонность к фетишизму. Он нашел запачканные кровью трусы Зебры, которые она, со свойственным ей хамством, не стирая забросила под кровать - и до изнеможения мастурбировал в них, - пока они не превратились в покрытый морозными узорами, скомканный кусок жести. Наступил момент, когда он сказал себе, - Хватит. Надо идти к блядям. И пошел и нашел, - но что это было, по сравнению с фейерверком, который он испытал? Это были даже не трусы Зебры, - это даже не было звуком хлопка одной ладонью по заднице Гелы. Он читал кое-что про Ромео и Джульетту, про Дафниса и Хлою, про Лейлу и Меджнуна. Но что значила любовь Ромео, по сравнению с Джульеттой, умноженной на три? Когда одна лишь Зебра стоила Лейлы, Хлои и Меджнуна, вместе взятых? Он смотрел в зеркало на свое бледное лицо, мял в руках замороженную розу, обсыпая колени прахом сгоревших любовей и сходил с ума.
