Это тоже образ мирозданья,
Организм, сплетенный из лучей…
(«Последняя любовь». — «Чертополох»)
Хлестало, словно из баклаги,
И над собранием берез
Пир электричества и влаги
Сливался в яростный хаос.
(«Возвращение с работы»)
Богатству тем и мотивов, которые мы встречаем у Н. Заболоцкого, отвечает и разнообразие применяемых им художественных средств.
С одинаковой легкостью прибегает он и к обстоятельному эпическому повествованию, иногда принимающему своеобразную ироническую окраску («Рубрук в Монголии»), и к величавой патетике оды («Город в степи», «Творцы дорог»), и к элегии («Завещание»), и даже к романсу («Можжевеловый куст» из цикла «Последняя любовь»).
Н. Заболоцкий — один из немногих современных поэтов, который сохраняет в своей художественной системе мифологические и античные образы, казалось бы одним своим появлением сразу делающие стихи старомодными: «Так из темной воды появляется в мир светлоокая дева…» («Гроза»); «О, что бы я только не отдал взамен за то, чтобы даль донесла и стон Персефоны, и пенье сирен…» («Гурзуф»); вспомним также «Стирку белья».
Не только в пределах одной книги, но и в одном и том же стихотворении мы встретим у него акварельный «розовато-коричневый дым не покрытых листами ветвей» и красочно-романтический пейзаж:
Ползут по деревьям туманы,
Фонтаны умолкли в саду.
Одни неподвижные канны
Пылают у всех на виду.
Так, вытянув крылья, орлица
Стоит на уступе скалы,
И в клюве ее шевелится
Огонь, выступая из мглы.
(«Последние канны»)
В одном и том же стихотворении мы увидим удивительное соседство:
Были тут огнеликие канны,
Как стаканы с кровавым вином,
И седых аквилегий султаны,
И ромашки в венце золотом.
В неизбежном предчувствии горя,
В ожиданье осенних минут,
Кратковременной радости море
Окружало любовников тут.
И они, наклоняясь друг к другу,
Бесприютные дети ночей.
Молча шли по цветочному кругу
В электрическом блеске лучей.
А машина во мраке стояла,
И мотор трепетал тяжело,
И шофер улыбался устало,
Опуская в кабине стекло.
(«Последняя любовь»)
Надо было быть большим художником, чтобы звук невыключенного мотора, благодаря парадоксальному и в то же время точному слову «трепетал», так органически «вписался» в изысканную по краскам картину этого горького свиданья (отметим неназойливую аллитерацию, сопровождающую упоминание об этом звуке: «мотор трепетал тяжело»).
Надо было быть дерзким художником, чтобы в стихотворении «Стирка белья» нарисовать образ Афродиты — прекрасной человеческой души, как бы заново родившейся на этот раз не из морской пены, а из бесчисленных корыт скромных прачек. Незаметно, без навязчивой аллегоричности стирка «в городишке из хаток и лип», где уже века «бьются по ветру тысячи юбок, шароваров, рубах и онуч», превращается в образ великого очищения человеческой души, погрузившейся в народную глубь.
