…И на гостя с тупою болью
Дымоходом воззрилась печь.
А гость, как оса в сетчатке,
В стекольчатом пузыре.
(«Деревня», 1927)
Резко противоположны функции образов «неслышно ушедшей» из залитой электрическим светом избы сказки — у Н, Клюева и заколоченной церкви, где, как «стая мертвых ведем», спасаются летучие мыши, — у Н. Заболоцкого. Соха для автора «Торжества земледелия» — «ветхий гад». Старая деревня у Заболоцкого рисуется в гиперболически мрачном, отнюдь не в идиллическом, как то было у Н. Клюева, свете:
Шесты таинственные зыбок
Хрипели, как пустая кость,
Младенцы спали без улыбок,
Блохами съедены насквозь.
Особенно тяжко приходится в этом мире животным. Вот монолог коня:
Солдат, мы наги здесь и босы,
Нас давят плуги, жалят осы.
Рассудки наши — ряд лачуг,
И весь в пыли хвоста бунчук.
В часы полуночного бденья,
В дыму осенних вечеров,
Солдат, слыхал ли ты хрипенье
Твоих замученных волов?
К. Циолковский утверждал, что в будущем, овладев величайшими источниками энергии, человечество сердобольно прекратит само существование на Земле тех животных, в ком можно предполагать присутствие сравнительно высоко развитой нервной деятельности и хотя бы слабое осознание тягот существования. Солдату же, герою поэмы Заболоцкого, мерещится мир, в котором люди, освободив животных от ярма, преобразуют сами «лачуги» их сознания, а в стихотворении «Школа жуков» рисуется даже фантастическая картина того, как сто энтузиастов согласились уступить свой мозг, «чтоб сияло животных разумное царство»: «Вот добровольная расплата человечества со своими рабами! Лучшая жертва, которую видели звезды!»
Резкие нападки критики вызвала сама условность поэмы «Торжество земледелия», хотя, по верному замечанию В. Каверина, стоит положить рядом «Фауста» Гете — «и сразу станет видно, откуда идет это стремление взглянуть на мир глазами батрака, коня, предков, кулака, сохи, животных, солдата, тракториста. И духовный и материальный мир природы глубоко задет этим духом преображения, этим спором человека с природой, этим стремлением человека преобразить и подчинить ее».[29] Исключив в дальнейшем из последней главы некоторые строфы, позволявшие думать, будто мечта Солдата о равноправии животных чуть ли уже не осуществлена, Н. Заболоцкий существенно изменил звучание поэмы. Картина будущего, нарисованная Солдатом, остается фантастикой. Все еще только начинается: как предвестник великих перемен, «вылез трактор, громыхая, прорезав мордою века»:
