Ее живот завибрировал, когда он приблизился к мыску темно-золотистых волос, прикрывающих вход в святая святых.
Подняв глаза, он встретил ее взгляд:
— Тебе нравится смотреть на меня.
— А тебе нравится, когда на тебя смотрят. Мы уже установили, что нравится.
Ее полный достоинства голос, несколько изменившийся от тяжелого дыхания, вызвал у него улыбку:
— Только когда смотришь ты.
— Я хочу дотронуться до тебя.
— Почему?
— Как мне удастся заставить тебя думать обо мне, если я не оставлю на тебе своего отпечатка?
Одно бедро Алистера скользнуло между ее ног, и он постарался их раздвинуть. Если она воображала, что их нескромное поведение на этом и закончится, то горько ошиблась. Но он подумал, что не стоит облекать эту мысль в слова.
— В прошлый раз ты вела себя со мной иначе.
Прежде чем она собралась ответить, Алистер приподнял и положил себе на плечо ее гладкое влажное бедро. Его предвкушение усилилось, когда он услышал, как она внезапно глубоко вздохнула. Ее глаза были наполовину прикрыты веками, припухшие от поцелуев губы приоткрыты, а грудь вздымалась от быстрого дыхания. Джесс подняла бедра к его рту, явно провоцируя его. Судя по всему, это было для нее не внове. Алистер позавидовал Тарли: виконт обладал всем, чего мог бы пожелать мужчина. Он сохранил респектабельность и популярность, сумел вступить в чрезвычайно счастливый брак и наслаждался прекрасной сексуальной жизнью с женой, принятой и уважаемой в обществе, о которой существовало мнение, что она выше всего вульгарного.
Алистер мог предложить ей так мало из того, что имел Тарли. Если не считать денег и умения вести дела, он не мог дать ей ничего, кроме своей страсти и искусства заниматься любовью. А возможно, еще бесстыдство и готовность относиться к ней как к равной.
Джессика подняла другую ногу, и теперь она покоилась на его плече. Потом она с молчаливым вызовом подняла бровь.
— Искусительница.
Алистер высунул язык и провел им по нежным складкам и изгибам ее возбужденной плоти. Она была именно такой влажной, как он и надеялся, шелковистая влага льнула к нежной, как лепесток, коже, а все ее тело будто призывало его наполнить ее до краев. Это был старый как мир первобытный зов.
— Да, — выдохнула она. — Да.
Алистер провел языком по сокращающемуся отверстию и застонал, почувствовав ее неистовую реакцию. Ее повторяющиеся стоны все больше воспламеняли его, побуждая действовать быстрее, пока движения его языка не стали лихорадочно резкими. Он будто жадно пожирал ее, упиваясь ее вкусом и звуками, которые она производила.
