— Я помню, в разговоре с ним Штольц упоминал о каком-то Мартине. Кто это, если не секрет? — спросила Эльза.
— Мы следили за Дейсом, он навел нас на Мартина. Настоящая фамилия его неизвестна, — объяснил Крамер. — При аресте оказал отчаянное сопротивление, уложил трех наших парней. Сам был убит, несмотря на приказ «брать живым».
— Как я понимаю, Дейса выкрали свои?
— А кто же еще!
— Во всей этой истории вашей вины, Ганс, нет.
— Шеф думает иначе. Ну ничего, как-нибудь выкручусь. Сейчас беспокоит другое. Ваш отец не вышел сегодня на связь. За последнее время такого не было. Радиограмму ждали еще ночью, уже вторая половина дня, а он молчит. Шеф и Штольц места себе не находят. Если до завтра Карл Миллер не выйдет на связь, то будут большие неприятности. Хорошо хоть этот болван Крутьков здесь. Штольц из него жилы вытянет, а правду узнает.
Подъехали к зданию, где размещался абвер. В кабинете за столом Штольца восседал начальник управления.
— Садитесь! — крикнул он Крамеру и Эльзе. — Миллер, ваш отец не вышел на связь. Что вы думаете о его молчании?
— Можно только предположить… например, поломку передатчика, болезнь, какие-либо другие подобные причины. Или… провал?
— Успокойтесь. Вы немка, сотрудник абвера. Надо быть готовой к различным превратностям судьбы.
— Я все понимаю. Простите.
— Ничего, — поднялся начальник из-за стола. — Нам вашего отца тоже очень жаль. Сколько лет мы проработали с ним вместе…
Он хотел еще что-то добавить, но в это время открылась дверь, и на пороге показался здоровенный лейтенант в форменной рубашке, с закатанными до локтей рукавами.
— Признался, господин оберфюрер!
Пьяный Гелюх ему все выболтал…
— Приведите его сюда!
Два солдата ввели под руки окровавленного Крутькова-Луценко.
— Ну что, граф Луценко? — хищно спросил шеф. — Обвели вокруг пальца абвер?
— Я все расскажу. Только не надо меня больше пытать. Это звери, а не люди. Особенно этот офицер.
— Откуда вы знаете немецкий язык?
— Я знаю его с детства. То, что я граф, — правда. В молодости я увлекался революционными идеями и сменил фамилию. Я стыдился своего дворянского происхождения. — Он повернулся к Миллер: — Фрау Эльза! Вы ведь женщина и моя землячка, попросите, чтобы меня не пытали!
— Я — немка, Крутьков! Такие просьбы не в моих правилах. Что заслужили, то и получите.
— Браво, Эльза! — одобрительно сказал Штольц, подходя к ней. — Эта работа — необходимость. Удовольствие от нее никто не получает, кроме Гардекопфа.
