Образ Фауста всю жизнь не оставлял Иоганна Вольфганга Гете, которого многие называли немецким Шекспиром. Он приступил к работе над «Фаустом» в 1773 году, опубликовал его первую часть в 1808 году, а за несколько месяцев до смерти в 1832 году все еще переписывал вторую часть. Можно рассуждать о том, что дух модернизма появился вместе с классическими идеями древних греков, например, с попыткой досократиков найти нетеологическую метафизику или с формулировкой метода научного познания, сделанной Бэконом, с разделения тела и духа Декартом в XVII веке или с постулатом Канта о категории разума как вещи в себе в конце XVIII века. Но, с моей точки зрения, существенные черты модернизма впервые проявились в интересе поэта Гете к легенде о Фаусте.
Герой трагедии Гете – не столько проклятый гордец, сколько человек, стремящийся познать все, жить неуемной страстью к истине и стремлением выйти в безвременье, в пустоту, возникшую в отсутствие богов. Читая «Фауста», человек получает более ясное представление о том, что Бог и Сатана скорее похожи на небесные механизмы, способствующие духовному странствию Фауста, чем на метафизические силы, характерные для христианской традиции.
Если бы мы могли сказать о сензитивности классического периода античной Греции (свойственной, например, трагедиям Софокла), что высшим благом было восстановление надлежащего равновесия между горделивыми людьми и капризными богами, а для средневековых христианских мифов высшая ценность заключалась в спасении (как показал Данте), то можно было бы предположить, что высшей целью Гете и всей современной ему эпохи было самосознание.
В Прологе Мефистофель описывает Фауста Господу, говоря, что «странно этот эскулап справляет вам повинность божью» и «он рвется в бой и любит брать преграды», к тому же
И требует у неба звезд в награду
И лучших наслаждений у земли,
И век ему с душой не будет сладу,
К чему бы поиски ни привели
[28].
Позже Фауст приходит к выводу: «Dasein ist Pflicht, und wars ein Augenblick», что можно перевести так: «Едва я миг отдельный возвеличу, вскричав: "Мгновение, повремени!" – все кончено!»[29]
Образ Фауста может послужить доказательством того, что Гете был согласен с афоризмом своего современника Лессинга, заявившего, что если бы Бог имел две руки: одну, обладавшую истиной, а другую, занимавшуюся ее поиском, то человек должен был выбрать вторую[30]. Он предвосхитил появление героя Томаса Манна Ганса Касторпа, сказавшего: «Гораздо более нравственно потерять себя и остаться в забвении, чем себя сохранить»
