Едва только вышел хозяин из библиотеки, как сюда вошел молодой, атлетического склада человек и почти с порога громко представился:
— Ратмир!
Скорым шагом приблизился к дамам и без жеманства, почти развязно пожал руку Нине, а затем, пристрастно заглядывая в глаза Анне, проговорил:
— А вы Аксинья. Шолоховская Аксинья. Так я говорю?
— И совсем не так, — возразила Нина. — Ее зовут Анна, она моя подруга.
— Да, Анна. Знаю. Вон на столе у шефа ваша книга, я читал рассказы, — вы пишете лучше Шолохова, уж верьте, — это я вам говорю.
— А вы читали Шолохова? — спросила Анюта. Она уже знала, что в окружении Иванова, хотя и слышали о Шолохове, но никто его не читал, — даже «Тихого Дона», — и все его ругали. И этот завертел головой…
— Да, читал. Проходили в школе. Он написал один роман за всю жизнь. А сорок лет потом охотился, рыбачил и — пил. Шолохов — пьяница, я знаю. Но это еще грех небольшой. Джек Лондон тоже пил, и Хемингуэй. Этот говорил: «Хороший писатель — это пьющий писатель, а пьющий писатель — это хороший писатель». Да-да, я знаю. В нашей семье любят литературу. Наслышался. Теперь вот и вы… Можно сказать, лично знакомы. Впервые так близко…
— Шолохов много чего написал, — перебила Анна. — И «Поднятую целину», и «Донские рассказы»…
— Да, писал, но ваши рассказы лучше.
— Я написала повесть.
— Все равно. Девушка любит, но он женат. «Парней так много холостых, а я люблю женатого». Нет, здорово. Молодец!
Из гостиной, куда была открыта дверь, послышался мелодичный сигнал.
— Ах, гости! — всплеснул руками Ратмир. — Надо встречать.
Извинившись, ушел, а Нина о нем заметила:
— Главный человек при Иванове. Борис о нем говорит: «Ратмир — голова, он все знает и все умеет». Он и юрист, и экономист, он и охранник. А вообще-то в них не разберешься. Я только по интонации голосов и по тому, кто и как говорит с Ивановым, могу судить о степени их важности. Вначале думала, — Макс главный, но потом, присмотревшись, решила: главный — этот, Ратмир. Интересный мужик, тебе не кажется?
— Я заметила, они все молодые. Четырех, пятерых видела ивановцев, — все молодые! Кроме Макса.
— Да, у них у всех отцы были шишки. Кто в министерстве работал, кто в Госплане. Они сынам своим передали связи, и эти похваляются: «Мы знаем, где и что лежит». У каждого толстая записная книжка, карманный компьютер, и там фамилий — тьма.
— А Иванов? Ему, наверное, все шишки знакомы?
— Да. Многих отец его на должность поставил, но Иванов сам никому не звонит и редко куда ездит по делам. Все его дела другие проворачивают. Он им много платит, это для того, чтобы их не перекупили. И в других странах сидят его люди. В Америке — Фридман, в Англии — Зусманович… И названивают отовсюду: из гостиниц, от друзей и, конечно же, из этой квартиры. Тут у них главный штаб. Они потому и меня сюда не пускали.
