И он, и его лошадь устанут. Он приедет не раньше девятого часа*, а то и вечерни*, – причитала Мабиль.
«Если бы он только мог навсегда заблудиться в лесу Клэре, это стало бы огромным облегчением», – подумала Аньес, но вслух сказала:
– Право, он предпринял изнурительное путешествие, но как любезно с его стороны посетить нас…
Мабиль одобрила слова своей новой хозяйки, кивнув головой, и заявила:
– Он порядочный человек. Какой у вас достойный брат, мадам!
Взгляды Аньес и Клемана встретились. Клеман тут же отвернулся и погрузился в созерцание углей, красневших в очаге огромного камина. Когда Гуго был жив, там зажаривали оленей целиком.
Аньес никогда не любила своего мужа. Она так и не прониклась привязанностью к человеку, с которым связали ее судьбу. Едва ей исполнилось тринадцать лет, как ее стали считать совершеннолетней.[8] Она должна была выйти замуж за этого набожного и галантного мужчину. Он обращался с ней так же учтиво, как если бы ее мать была баронессой де Ларне, а не дамой из ее окружения. Так или иначе, он был человеком чести и ни разу не дал Аньес почувствовать, что она – всего лишь последний незаконнорожденный ребенок, зачатый покойным бароном Робером, отцом Эда. Барон Робер, почувствовав угрызения совести в тот момент, когда проникся запоздалым благочестием, потребовал, чтобы Аньес признали его дочерью. И даже Эд, которого совершенно не устраивало это официальное родство, смирился. Старый барон Робер де Ларне поспешно выдал девочку за Гуго де Суарси, своего старого товарища по веселым пирушкам, попойкам и военным походам, бездетного вдовца, но главное – верного вассала. Он дал за Аньес ничтожное приданое, но удивительная красота девушки и ее молодость покорили будущего супруга. Аньес охотно согласилась на этот брак, который сулил ей признание в обществе и, что было для нее очень важно, избавлял от присутствия сводного брата. Но Гуго умер, не оставив после себя сыновей. В двадцать пять лет Аньес оказалась в положении не более завидном, чем то, в котором она пребывала под крышей дома своего отца. Разумеется, вдовье наследство[9] позволяло Аньес и ее людям жить, правда, с трудом. Оно составляло лишь треть недвижимости, которую еще не успел промотать Гуго, то есть мануарий Суарси и прилегающие к нему земли, не говоря уже об От-Гравьер, засушливом участке земли, на котором росли лишь чертополох и крапива. К тому же речь шла о сомнительном наследстве. Если Эду удастся, как этого опасалась Аньес, заставить поверить в дурное поведение вдовы, она лишится всего в соответствии с кутюмами Нормандии, гласившими: «При установлении факта измены жена теряет наследство, оставленное ей мужем». Нормандия, хотя и вошедшая в состав Французского королевства сто лет назад ценой бесконечных войн, сохраняла свои нравы и обычаи и настойчиво добивалась «нормандской хартии», которая подтвердила бы традиционные привилегии провинции. Но эти привилегии были не в пользу женщин. Если сводный брат Аньес добьется своего, у нее будут лишь три возможности избежать нужды: уйти в монастырь – но тогда ее дочь окажется в хищных руках Эда – или вновь выйти замуж. Оставалась также смерть. Не исключено, что она воспользуется этой возможностью. Мабиль вернула свою госпожу к реальности, вздохнув:
