Если бы отчаяние не вытеснило страх, терзавший Аньес в течение несколько месяцев, она, несомненно, потребовала бы, чтобы старая женщина успокоилась и все ей объяснила. Этот удивительный нервный припадок изумил Аньес и даже вызвал у нее беспокойство. Ведь ничего не произошло. Аньес вышла. Внезапно на нее навалилась такая огромная усталость, что она с трудом передвигала ноги. Она боролась с желанием упасть прямо здесь, свалиться в грязь, перемешанную с экскрементами свиней, заснуть или даже умереть. Ее охватил ледяной холод, требовавший возмездия за то, что огонь огромного очага прогнал его к каменным стенам. Аньес закуталась в меховое манто и сбросила шерстяные вязаные башмачки. Матильда, ее дочь, которой было полтора года, сможет их носить через несколько лет, если Господь оставит ее в живых. Босая Аньес спустилась по винтовой лестнице, ведущей в прихожую, расположенную перед ее ночными покоями и просторным общим залом. Она шла по черным каменным плитам. Казалось, что существует только эхо ее шагов, а вся вселенная куда-то исчезла, предоставив ее самой себе. Она улыбалась, глядя на бледную кожу своих рук, уже начинавших синеть, и ног, которые щипал ледяной холод, едва они прикасались к гранитному полу. Вскоре она перестанет чувствовать эти укусы. Вскоре это ожидание, для которого больше не будет причин, сменит нечто другое. Вскоре.
Часовня. Ледяная волна, казалось, остановила время в этих темных стенах. От одной из стен отделилась прозрачная тень. Сивилла. Она подошла к Аньес. Лицо Сивиллы было бледным от холода и лишений, но и от страха тоже. Тонкая и длинная, до пола, рубашка вздувалась на животе, округлившемся благодаря бьющейся там жизни, которая вскоре потребует света. Сивилла, улыбаясь в экстазе, протянула исхудавшие руки к даме де Суарси.
– Смерть будет легкой, мадам. Мы проникнем в свет. Это тело такое тяжелое, такое грязное. Оно воняло еще до того, как я перестала его мыть.
– Замолчи, – приказала Аньес.
Сивилла, понурив голову, повиновалась. Ее охватило безмятежное спокойствие, похожее на изнеможение. Для нее не существовало ничего другого, кроме бесконечной признательности к Аньес, ее ангелу-хранителю. Она вскоре покинет эту отвратительную плоть вместе со своим ангелом и спасет от худшего не только себя, но и эту такую красивую, такую молодую и добрую женщину, которая сочла справедливым и правильным приютить ее, спасти от нечестивых орд. Эти орды будут умирать тысячами смертей и лить кровавые слезы, когда поймут свою чудовищную ошибку. Но она спасет кроткую душу Аньес, спасет себя и спасет этого ребенка, который бойко шевелится у нее под сердцем. Благодаря Сивилле ее дама приобщится к бесконечной, вечной радости Христа.
