И в это время зазвонил телефон.
— Да. Слушаю. Миша? Не может быть! Эх, ч-черт! Ну ладно, жизнь прекрасна и удивительна. Та-а-ак. Пока ты едешь за мной, пса-то выгулять я успею. Заберешь нас в парке, напротив моего дома.
Турецкий положил трубку и потрепал пса по холке:
— Что, псина? Пошли гулять.
Голос Турецкого был невесел, и поэтому пес, знавший, что прогулка большая радость для них обоих, вопросительно посмотрел на хозяина.
— Повесился наш свидетель, — пояснил ситуацию псу Александр Борисович Турецкий, следователь по особо важным делам.
— Как же ты его упустил? — Они с Мишей сидели на заднем сиденье «уазика» Сокольнического РУВД, на территории которого жил Травин.
— Я проводил его до самого подъезда. И теплые слова сказал, ну, все что нужно, на прощанье. Мол, ты мужайся, все такое… В Москве ты не один такой, а много вас таких, я сам лежал с дырой за ухом, жена белугой выла, все прекрасно, ты терпи, мужик, — пройдет, затрется все — почти без швов, переживешь! Сейчас терпи пока. Терпи! И он пошел.
В подъезд. Не идти же мне за ним в квартиру? Но на сердце неспокойно, это точно. Отошел я метров сто, оглядываюсь. Ха! А он, смотрю, выходит из подъезда. Вот это да, смекаю! Как убивался-то в машине. А как свободен — сразу двинул! Куда? Понятно же — к дружкам. К сообщникам. Я за ним. Он дом прошел, другой прошел и раз — на стройку. Нет, не на стройку — старый дом ломают. Ага. Ну, значит, я туда же. На первом этаже тихо так. Я замер. Тишина. Минут пятнадцать я стоял. Куда он деться мог? Вот, думаю, с хвоста меня стряхнул, поди. А может, тоже затаился. Может, он заметил, что я за ним намылился, кто ж это знает? Но ведь и ждать так можно тоже до посинения. Я двинулся дальше— тихонько так, чтоб не шуметь. Этаж я первый обошел. Нет его. А на втором… Сразу я его нашел. Смотрю — висит. А тут и работяги возвращаются с обеда. Дальше просто. Уговорил ребят из Сокольнического управления вот этот «УАЗ» прислать за вами.
Машина остановилась возле разрушенного старого дома.
— Сюда, на второй этаж. Нет, нет, сюда, направо. Вот, пожалуйста!
— Он.
— А вот и записка: «Никого не виню. Ухожу в мир иной».
— Правильно, — Турецкий взял записку, повертел в руках. — А что? Указал, куда пошел, конкретизировал. Сами ж мы не догадались бы. На чем повесился-то? — Турецкий сразу заметил деревянную ручку на конце провода, висящего под потолком, и вторую деревянную ручку у трупа на груди.
— А то на стройке проводов-то мало! — беспечно ответил какой-то молодой сержант в новенькой форме.
