— Откуда же мне знать. Все возможно.
— Но это ж значит, что убила не она!
— Конечно, не она, ну если через два часа, да после ее смерти, — казалось, что Ефимыч очень плохо соображает. — Как же мертвая она б смогла убить?
— А не она, так, стало быть, кто-то другой? А?
— Ты, Саша, прав… Прав, как всегда. Ведь если не она, то кто же?
— А что ж ты в акте вскрытия написал-то, а?
— Да я хотел… попроще чтобы, — поняв, что трудно отвертеться от Турецкого, Ефимыч начал на глазах трезветь. — Для твоего же блага, Борисович. Тебе же проще — самоубийство… А так, по правде-то, — убийство, что тут спорить. А дверь-то открыта была. И ночь. Кто хочешь приходи и режь. А искать-то тебе, Борисович. Тебе, тебе, кому ж еще? Переставил я их во времени. Грешен. Тебе помочь хотел.
— Ты выпимши, что ль, был тогда?
Ефимыч сокрушенно кивнул, соглашаясь.
— На службе?!
Ефимыч опять сокрушенно кивнул.
— Под суд пойдешь.
Ефимыч опять сокрушенно кивнул — в третий раз.
— Последний раз, — строго сказал Турецкий Ефимычу. — Последний, заруби!
Ефимыч кивнул, подтверждая: осознал.
— Последнее предупреждение!
Свадьбу гуляли недолго, как и было заведено в семействе у Грамовых — на любой «обряд» максимум полтора дня, и кончено.
На следующее утро Турецкий встал и начал собираться.
— Куда ты? Ты ж еще в отгуле?
— Дела, Марин. Дела кое-какие у меня.
Марина видела, что мужу очень не хочется покидать дом, но останавливать, задерживать не стала.
— Останьтесь, ну, пожалуйста, — попросила Турецкого Настенька, готовая расплакаться. Назвать Турецкого отцом она, конечно, не могла, но он уже был в ее детском сознании чем-то неизмеримо большим, чем просто «дядей Сашей»… И только-только, казалось Настеньке, жизнь наладилась понемногу, ну вот буквально же позавчера, а он уходит.
— Я ненадолго, — погладил ее по волосам Турецкий. — Такое дело. Нужно. А ты с Рагдаем можешь погулять.
— А вы вернетесь скоро?
— Очень скоро, — улыбнулся Турецкий. — Туда-обратно. Ну, не нюнься, что ты? Мы завтра к морю полетим, ты не забыла?
С тяжелым сердцем сел Турецкий в автомобиль. Он ехал туда, куда бы ни за что не поехал ни при каких обстоятельствах. Да, если кто-то еще недели две ему сказал бы, предположим, куда он поедет сегодня, он счел бы говорившего психом, сумасшедшим. Или провокатором.
Человек, к которому ехал Турецкий на следующий день после свадьбы, был, как говорят, «широко известен в узких кругах». Узкими кругами в данном случае являлись элита московской криминальной среды, макушка заправил преступного мира столицы и вместе с тем высшие эшелоны угрозыска, прокуратуры, МВД и МБ.
