— Иными словами, — уточнил Федоров, — вы не приноравливаете Кодекс к миру, а хотите мир подогнать под Кодекс?
— Если угодно, да. Именно.
— Меркурий, — сказал Изнов осторожно. — Ну, а если в корабль, на котором вы полетите штурмовать новый мир, проберется экха? Вы ведь не убьете ее и не выбросите, вы просто не заметите ее, не правда ли? Будете ходить по палубам группами, с копьями, как бы случайно поворачивающимися в ее сторону, будете отгораживаться решетками — не из-за экхи, упаси боже, ее ведь нет, а просто потому, что такова традиция…
— Да! — яростно крикнул Меркурий. — Да! И отцы веры будут так же пристально следить — не заметит ли кто-нибудь экху, признав тем самым, что она есть, и нарушив установление веры. Но я восхищаюсь мужеством отцов: они рискуют жизнью так же, как все прочие на улицах — потому что непробиваемые жилеты и воротники спасают вовсе не всегда… Да, мы будем поступать именно так. Почему нет за нашим столом хозяина этого дома? На охоте на него набросились экхи. Он был храбрым дворянином и метким стрелком, и с ним была женщина. Он уложил, помнится, трех хищников из того самого автомата, который так понравился вам, дорогой посол. Остальные экхи бежали: они умны и они трусливы, бегут при малейшей опасности — но ее нет, этой опасности.
— Что же произошло с Лучезарным дальше?
— Он был признан виновным в попрании веры. Он не запирался, да и показания были налицо. Нет, не убитые экхи, конечно: их ведь не существует! Егеря, слышавшие, как он кричал: «Берегись! Экхи!» Затем его отправили на ферму. Суд на Синере далеко не всегда беспристрастен, но лишь пока дело не заходит об основах веры. Когда речь идет о вере, даже Ослепительные не могут чувствовать себя в безопасности.
— И надолго его?..
— Наивный вопрос. Там тоже есть экхи, но там у него не будет оружия. Так что ненадолго. Но вы о чем-то спросили? Ах да — экха на корабле… Вы хотите сказать, что нам не сбежать от экхи, что мы, так сказать, носим ее в себе? Да, парадокс: наша вера обернулась чем-то таким, что пожирает нас самих. И все же если даже выхода нет, то таким способом мы погибнем медленно; стоит же нам нарушить веру, позволить кому-то усомниться в полном единстве этого — нашего и того — высшего мира, — а единство это достигается непрерывностью линии императоров — богов, — стоит нам позволить это, и мы начнем рушиться немедленно. И все же, посол… там у нас будет хоть какая-то надежда.
— Да почему вы думаете, — сказал Федоров сердито, — что Синера погибнет, если обрушится ваша вера? Вдумайтесь — и поймете, что наоборот, снятие всяческих традиционных ограничений…
