Это директор школы.
А вот что я слышал от одного из своих учителей - доцента - специалиста по современной западно-европейской литературе. Это был порядочнейший, честнейший, правдивейший человек, и все-таки... и все-таки... он прочел нам курс лекций в 1938 году и на протяжении целого года восхвалял Лиона Фейхтвангера, Франка, Генриха Манна - писателей-антифашистов. Государ-ственные экзамены мы сдавали через полтора года,- и за это время последовал визит Риббен-тропа Сталину и советско-германское соглашение. И вот, перед государственными экзаменами созывается экстренная консультация и преподаватель говорит: "Товарищи, я вас очень прошу - не ведите себя на экзаменах так, как будто вы приехали с Северного полюса и целый год не слышали радио и не читали газет. Не восхваляйте незрелых, чуждых нам по духу буржуазных писателей: Лиона Фейхтвангера, Франка, Генриха Манна..." И в одно мгновение он "сжег всё, чему поклонялся, поклонился всему, что сжигал".
Это доцент, а вот что я слышал от крупнейшего ученого-востоковеда в 1928 году (отец привел меня на научное заседание в Академию Наук, чтобы показать мне ученых мужей). Восходит на кафедру ученый муж и говорит: "Товарищи, я не понимаю, что здесь такое происходит. Спорят о том, отличается ли чем-нибудь патриархально-землевладельческая формация от рабовладельческой? О чем спорят? Вчера тов. Бухарин разбирал этот вопрос в Ком. Академии и установил, что это одно и то же". Крики с мест: "Мы же не знали об этом..."
В 1938 году я случайно присутствовал при разговоре двух актрис. Одна из них восхищалась пьесой модного тогда драматурга Киршона (очень бездарной) . Через три дня после этого Киршона арестовали, и я был свидетелем того, как та же самая актриса нападала на его пьесу с пеной у рта... "Но ведь сами же вы говорили, что он человек талантливый", - робко заметил я. "- Что вы? Какой он талантливый? Я же не знала, что он враг народа", - с чисто дамской логикой ответила служительница Мельпомены.
Но что нам вспоминать об актрисах и их разговорах 25-летней давности. Перед нами молодой московский священник - референт Иностранного отдела - в октябре 1964 года. Он привел греческих вященнослужителей осматривать старообрядческий храм.
Во время беседы выясняется, что младший причетник, показывающий посетителям храм, юрист по образованию. "Вот видите, - восклицает священник, - я же вам говорил, что у нас полная свобода совести".
Младший причетник (это прекрасно известно священнику) - дважды исключался из Университета, подвергался дикой травле в печати, имел тысячи неприятностей только за то, что он верующий. Друг этого священника (пишущий эти строки) за свою религиозность поплатился научной карьерой, потерял учительское место, чуть не попал в "тунеядцы". Что из того? Начальство велело лгать, и он лжет.
