Разведенные мосты | страница 34



Фёдор Григорьевич и тогда, в год нашего знакомства, и теперь в году восемьдесят восьмом, о котором я веду речь, был бодр, весел и занимал всех забавными рассказами из своей богатой событиями и приключениями жизни. Помню, как он именно в этот раз рассказал эпизод, когда будучи студентом он плыл по Лене на небольшом баркасе и почувствовал, что экипаж, состоящий из трёх человек замышляет по отношению к нему что-то недоброе. У него в кармане была небольшая сумма денег, и они, очевидно, решили переложить их в свой карман, а со студентом поступить так, как в то время в тех краях и в подобных обстоятельствах часто поступали: выбросить за борт. И тогда находчивый студент-медик, уже кое-что соображавший в психологии людей, стал читать морякам поэму Лермонтова «Хаджи абрек». В этой печальной повести много жестокостей и смертей. И в том месте, где беззащитная женщина в слезах умоляет горца пощадить её, один из матросов всхлипнул, сказал:

— Хватит, студент! Не могу больше слушать. Считай, что этот поэт Пушкин тебе жизнь подарил. Мы ведь хотели и с тобой поступить, как этот абрек с пленной горянкой, туда тебя, за борт, бросить. А теперь живи на здоровье. И почаще читай эти стихи людям.

— Ну, спасибо, ребята. Я молодой и жить хочу. А только стихи эти написал не Пушкин, а Лермонтов.

— А это всё равно. Слыхали мы, что поэт у нас один, Пушкиным его зовут, ну, а если ещё и этот есть — хорошо. Выходит, и он хорошие стихи писать умеет. Только если ты его увидишь, скажи от нас, чтобы стихи не только печальные писал, а и весёлые. Душа человека радости просит, а тут такие страхи.

— Ладно, если когда встречусь с ним, передам. Он всякие стихи писать может, весёлые — тоже.

В октябре 1994 года в Первом Медицинском университете на кафедре, где был заведующим академик Углов, отмечали его девяностолетие. Было много гостей, собрались едва ли не все светила ленинградского медицинского мира. Говорили речи, юбиляру подносили цветы, подарки. Наступил момент, когда и он должен был сказать слово. Фёдор Григорьевич оглядел зал, подумал и… начал читать поэму Лермонтова «Хаджи абрек». Поэма большая, и прочёл её Фёдор Григорьевич без запинки. Не знаю, как на кого, а на меня так это чтение подействовало сильнее, чем самая яркая речь. Впервые я ощутил, что человек не только может жить долго, но и до глубокой старости сохранять ясный ум и сильный характер.

Читал он, конечно, на память и ни разу не сбился, ничего не напутал, — он как бы демонстрировал гостям и коллегам возможности человеческого мозга, его способность до глубокой старости сохранять всё наработанное и запечатленное за многие годы.