Приток средневековых гастарбайтеров обеспечил не только базовое экономическое процветание московских земель, но и стал основой для экспансии. Без этого людского потока Московское княжество так и оставалось бы «одним из». В.О. Ключевский указывает и объемы этого притока, основываясь на данных официальной родословной книги, составленной в правление царевны Софьи, то есть уже в самом конце XVII века, после отмены местничества на основе старого московского родословца и поколенных росписей, поданных в Разрядный приказ служилыми людьми разных фамилий.
«В этой так называемой Бархатной книге перечислено до 930 служилых фамилий… тот слой, что позднее стали называть столбовым дворянством… Фамилий русских, т.е. великорусских, оказывается 33%, происхождения польско-литовского, т.е в значительной степени западнорусского, — 24%, происхождения немецкого, западноевропейского — 25%, происхождения татарского и вообще восточного — 17% и 1% остается неопределим»>{21}.
Здесь речь идет только о представителях самого высшего слоя. Но коль скоро каждый из них въезжал в московские пределы не один, а с челядью, то общий национальный, или, как говорили во времена Ключевского, племенной состав населения ядра Руси того времени можно считать примерно схожим. (На самом деле приезжавших простолюдинов было относительно больше, чем знатных, потому что подданные бежали не только вместе со своими властителями, но и от них. Однако эту долю приезжих учесть сейчас не представляется возможным, поскольку ее практически не учитывали и тогда. Поэтому примем общее соотношение народностей примерно равным указанному Ключевским.)
Получается, что русский народ в своем изначальном, исконном виде состоял на треть из этнических русских; на четверть — из западнорусских, или, говоря по-современному, украинцев и белорусов, еще на четверть — из западноевропейцев, и на 17 процентов — из представителей восточных народов.
В этой «плавильной печи» Великого Московского княжества и зародилось то, что сегодня мы называем русским народом.
