У нас уже почти ничего не осталось из одежды и утвари, привезенных из Токио: все самое ценное мама обменяла на рис и овощи. О том, насколько опустел наш комод, я догадывался по скрипу, с которым выдвигались и задвигались его ящики. Раньше, когда он был до отказа заполнен кимоно и оби,[2] ящики двигались беззвучно, как смазанные.
…Я открыл глаза и в который раз принялся разглядывать отцовскую фотографию, висевшую на потемневшей дощатой стене. Снимок был сделан на городском первенстве по сумо,[3] как раз в год моего рождения. На отце был цветной передник борца высшего класса. Мне до сих пор не верится, как при таком богатырском сложении можно было умереть от кровохарканья! И все же отец умер, а его болезнь передалась мне. Если бы он пропал на фронте без вести, как сын наших соседей, можно было бы еще надеяться, что он вернется, а так… Прижавшись лбом к оконному стеклу, я все смотрел и смотрел на гроб с телом отца, который уносили на плечах наши односельчане. Вот они сошли с проселочной дороги и повернули к остроконечной горе, высившейся как раз напротив моего окна. Не поднимая головы, за гробом шла мама. Народу на похоронах было совсем мало. Началась кремация. Столб дыма, потянувшийся от подножия горы, к которой был прикован мой взгляд, еще долго поднимался ввысь, уходя в прозрачное небо.
Послышался стук распахнувшейся входной двери. Я высвободил руки из-под головы. Вернулась наша парочка.
— Мамочка, мы придумали! И старший брат сможет увидеть представление! — Глаза у сестренки сделались совсем круглые. — Послушай, мы повезем его на велосипедном прицепе и тогда сможем пойти все вчетвером! — заключила она с гордостью.
— На прицепе? — переспросила мама.
— Да, на двухколесном. Мы уже раздобыли, — прибавил братишка, вытирая тыльной стороной ладони нос.
— Раздобыли? Где?
— Попросили у соседа. И циновку тоже. — Взглянув на маму, сестренка подошла ко мне. — Братик, на прицепе тебе будет удобно. И пойдем все вместе, — проговорила она, растягивая окончания слов на местный лад.
Свой двухколесный прицеп старичок сосед использовал для перевозки риса и картофеля. Прицеп был выкрашен черной краской и выглядел вполне исправным. На нем-то они и задумали везти меня.
— Я не куль с рисом и не мешок картошки, — пробурчал я.
— Ты ведь стесняешься, когда мама носит тебя на спине. На прицепе же лучше. Мы тебя отвезем. Ну чего еще?! — Сестренка безошибочно угадала мои мысли. Но из-за того, что она проговорила все это с укором, глядя на меня сверху вниз, я не смог признаться, что она права. Снова отвернувшись к окну, я упорно молчал.
