«Вот почему они примчались галопом», — догадался я.
— Ведь вся деревня пойдет на представление, и мест может не хватить! — твердила свое сестра, даже не слушая маму.
— Или все без нас кончится! — надулся и этот бутуз с обветренными пунцовыми щеками.
— Детки, а может быть, мне попросить нашего соседа взять вас с собой? — Мама остановила машинку и положила руки на плечи малышам.
— Зачем? Почему это мы должны идти с соседом?! — в один голос обиженно загудели брат и сестра.
Я отвернулся и перевел взгляд на опустевшую улицу. Я знал, о чем думала мама.
— Старшему брату будет тоскливо одному. Да и работа у меня не закончена…
— Нет! Хочу с тобой! — настойчиво требовал братишка.
— И я тоже. Разве нельзя дошить завтра? А старшего брата ты можешь нести, как всегда, на спине, — вторя малышу, громко запротестовала сестра.
— Надоело! Если не терпится, отправляйтесь втроем! — выпалил я, пытаясь перекричать их. Все повернулись в мою сторону. — Идите, а я останусь смотреть за домом! — Метнув на них сердитый взгляд, я снова отвернулся к окну.
Солнце клонилось к закату. Полоски теней от телеграфных столбов, выстроившихся вдоль дороги, уже дотянулись до ее середины. Когда они перекинутся через дорогу и доползут до половины поля, солнце спрячется за горы.
— Будьте хорошими детками: ступайте с соседом, — тихонько попросила мама.
— Да-а, а почему он сразу начинает кричать? А ты обманываешь нас и всегда слушаешь только старшего брата.
При этих словах я снова взорвался.
— У-у, зануда! Катись отсюда! — не отворачиваясь от окна, заорал я. От моего дыхания стекло на секунду затянулось тонкой пленочкой и тут же опять стало прозрачным. Сестра продолжала что-то бубнить. Стоит ей начать, уже не остановишь.
— Погуляйте немножко, — сказала мама.
Брат с сестрой послушно отправились на улицу.
В комнате опять стало тихо. Слышалось только стрекотание швейной машинки. Я отвернулся от окна, лег навзничь, подложил руки под голову и закрыл глаза.
По правде говоря, пойти на представление мне хотелось. Оно состоится в актовом зале, значит, я увидел бы школу. Ведь я еще ни разу не был там. Друзей у меня нет. Узнать про школу я мог только от сестры, которая этой весной пошла в первый класс.[1] Ее рассказы всегда были полны восторга. Но если мама понесет меня на спине, все станут таращить на нас глаза, а то и насмехаться, приговаривать: ишь, младенец какой! А это для меня самое страшное. По утрам я прошу маму перенести меня к окну только после того, как с крыши застучит капель, хотя просыпаюсь гораздо раньше. До этого я не подхожу к окну. Мне грустно видеть, как собираются в школу мои сверстники. Им и стужа нипочем — бодрые, веселые, мчатся они по межам, огибая засеянные участки, и собираются на главной улице. В эти минуты я, — затаившись, лежу в постели pi только вслушиваюсь в их голоса. Отправляясь в городскую больницу, мы всегда выходим из дома рано-рано, пока на улице еще никого не видно. Взвалив меня на спину, мама, опираясь на палку и выдыхая клубы пара, осторожно спускается по обледеневшей щебенке к городскому поселку, через который проходит железная дорога.
