Потянулись утомительные и тоскливые больничные дни. Перевязки, капельницы, уколы прямо-таки замучили Стаса. Но еще, пожалуй, мучительней, были вынужденная неподвижность и тоска по дому. Даже в школу Стас побежал бы сейчас вприпрыжку, с огромным удовольствием! Сердце его порой сжимала такая грусть, что он бы, пожалуй, заплакал, лежи в палате один. Правда, соседям Стаса и так не было до него дела. Они то играли в шахматы, вытянув ноги в гипсе на табуретах, то шелестели газетами, то попросту спали, сотрясая храпом палату. Но плакать при посторонних Стасу все равно не хотелось. Тем более что до дня рождения оставалось каких-то два месяца, а четырнадцать лет — это уже тот возраст, когда плакать парню недопустимо в принципе. Так, во всяком случае, думал сам Стас. Пора было к этому привыкать и закаливать волю. Благо что и времени было для этого достаточно, и текущие обстоятельства способствовали подобной закалке как нельзя лучше.
Мама, конечно, больше не ночевала в больнице, но все равно то она, то папа, то и та, и другой вместе навещали его порой не по одному разу в день. И все равно было очень тоскливо и скучно. Поэтому, когда дней через десять к Стасу пустили Андроида — он чуть не пустился в пляс, несмотря на сломанную ногу. Андроид тоже выглядел радостным от встречи. Точнее, выглядели, поскольку данное прозвище носили сразу два человека: брат и сестра — Андрон и Даша, близнецы, одноклассники Стаса и его лучшие друзья. Андрона звали именно Андрон, а не Андрей, это не было его вторым прозвищем. Да никакое другое прозвище ему и не подошло бы, потому что один он никогда не был, как, соответственно, никогда не была одной Даша — они всюду ходили вместе, словно приклеенные. Даже собственные родители подшучивали иногда над детьми, называя тех сиамскими близнецами. Так что прозвище, придуманное кем-то как простая сумма двух сокращенных имен, приклеилась к близнецам намертво, и разделять его на отдельные составляющие попросту не имело смысла. Пожалуй, в их классе один только Стас звал Андрона и Дашу их настоящими именами. Зато, когда сам он в этом дуэте стал третьим, их попытались переименовать в Стандроида, но это прозвище не прижилось — все-таки Стас на фоне близнецов был слишком отдельной, чересчур самостоятельной личностью. Да и большую часть времени он все-таки проводил без них.
Как раз за день до прихода Андроида Стасу первый раз разрешили подняться с постели. Пока даже без костылей; с одного боку его придерживал доктор, с другого папа. И хоть стоял — а, скорее, висел на руках у взрослых — он не больше пары минут, устал так, словно пробежал трехкилометровый кросс. И все равно это событие Стаса очень обрадовало; он уже начинал опасаться, что от него скрывают правду, и что весь остаток жизни ему доведется провести в кровати.
