Козимо представился, назвав себя вымышленным именем.
– Добрый день, меня зовут Чосер, – сказал он.
Он еще не успел договорить, как его сосед подпрыгнул от неожиданности, а затем начал торопливо собирать исписанные листки. Козимо забавлял его испуг. Это был юноша лет пятнадцати, с бледным продолговатым лицом, тонкими губами, маленькими глазками и носом, который, казалось, был создан для того, чтобы на нем восседали очки ученого с круглыми линзами. Юноша покраснел.
– Извините, – запинаясь, проговорил он. – Я слишком увлекся, и потом, я думал, что вы спите.
На столе Козимо увидел три чернильницы, исписанные перья и гипсовый бюст Гомера.
– Как тебя зовут? – спросил Козимо.
– Как меня зовут? Меня зовут Полибюс.
– К какой группе паломников ты относишься?
Юноша явно не понял вопроса.
– Я путешествую в одиночку, – наконец сказал он.
– В одиночку?
У Козимо сложилось впечатление, что парень – человек искренний и неопасный, но, несмотря на внешнюю робость, у него был взгляд человека, который всегда все замечает и запоминает.
– Чем такого молодого человека, как ты, смогло привлечь это путешествие?
Юноша обиделся. Он прижал к себе листки бумаги, исписанные нервным, неровным почерком.
– Спрашивают ли у паломника, почему он идет?
Козимо понимающе кивнул. Он не хотел настраивать против себя попутчика и тем самым лишиться шансов узнать о нем как можно больше. Чтобы завоевать его доверие, он начал рассказывать ему о своей жизни, вернее, о жизни Чосера, оруженосца, не состоящего ни у кого на службе, принявшего христианскую веру. Он на ходу придумывал детали, наблюдая за тем, какой интерес они вызывали у Полибюса, на лице которого читались все его чувства, Козимо делал упор на то, что, как ему казалось, больше всего впечатлило парня, – в частности, что у Чосера «не было ни семьи, ни друзей на этом корабле». Одиночество соседа по каюте тронуло парня.
– Я думаю, что мы будем проводить много времени вместе, – сказал он, помолчав.
Через иллюминатор было видно, как с резким свистом мимо проплыли два военных крейсера. Это был патруль Милиции, сопровождавшей корабли паломников.
– Невероятно! – воскликнул юноша со светящимися от волнения глазами.
– Мы в надежных руках, – сказал Козимо.
– Я тоже так думаю.
Полибюс вернулся к столу.
– Странно. Мы похожи. Ты одинокий человек, а я сирота.
– Нас, наверное, не случайно поместили в одну каюту.
– Несомненно.
– Откуда ты?
Полибюс неохотно, но все же рассказал о себе.
– Я родился в Утрехте, по крайней мере, именно на той луне меня нашли через несколько дней после моего появления на свет. Меня воспитала семья литейщика. Я девять лет прожил с ними. В их доме никогда не было покоя. Как-то под вечер мой отец, ничего мне не объяснив, бросил меня одного, без куска хлеба, посреди поля, в незнакомой местности, где говорили на непонятном мне языке. Меня могли принять за слабоумного ребенка. Я мог там и умереть, если бы, на мое счастье, случайно не проходил мимо Хаммерфест. Он услышал мои рыдания. Это был вдовец, бывший профессор античной истории, большой почитатель Фукидида и Полиба. Последнему я и обязан своим именем. Старик жил один, его дети давно уехали от него, стали военными и дипломатами. Он научил меня чтению и письму. Так как старик начал терять зрение, я до конца его жизни был у него секретарем. Всем, что я знаю, я обязан ему, – продолжал юноша. – После смерти старика его сыновья приехали, чтобы разделить наследство. Меня выгнали на улицу. И снова я остался один, без средств к существованию, и не было ни единой души, к кому можно было бы обратиться за поддержкой. Случайно я услышал, что в Труа организуется паломничество в Палестину. «Когда нам некуда идти, лучше всего самый далекий горизонт», – говорил мой учитель. И вот я здесь, и решительно настроен изменить свою судьбу. Я иду, чтобы прославиться!
