— Пошел вон! Получишь плетей! Тебя занесут в список! За решетку! Получишь срок!
— Срок, Высокочтимый? — выдохнул туземец.
— Срок, моча!
Последний нелестный эпитет относился к светло-золотистому оттенку кожи авескийца, но невежество туземца не позволило ему оценить оскорбления. Снова беспомощно передернув плечами, тот продолжил свое восхождение по лестнице, отчего капрал немедленно рассвирепел.
— СТОЙ! — командный рев остался без ответа. Капрал взревел снова, уже на другой ноте, и вокруг наглого пришельца сомкнулись люди в полковой форме.
— Вышвырните отсюда ЭТО! — распорядился капрал.
— Высокочтимый! Уважаемый Высокочтимый! — трепетные взмахи ладоней авескийца выражали отчаяние. — Нижайший взывает к слуху царственного Протектора…
— Это еще что?
— Великолепнейшего протектора во Трунира… Если мне будет позволено предстать перед ним…
— Чертова медяшка!
— Пусть Высокочтимый соизволит простить своего слугу. Ничтожный молит о мгновении — всего одном мимолетном кратчайшем миге внимания протектора во Трунира.
— Слушай, моча, — заметил капрал. — Время протектора дорого стоит. Слишком дорого, чтоб тратить его на свиной помет вроде тебя. Давай уволакивай свою желтую задницу, покуда еще стоишь на ногах.
— Умоляю вас, Высокочтимый — на коленях, если такова ваша воля — у меня послание… ужасно важное!
— Ужасно будет тебе, если врешь. Что за послание? От кого? Дай-ка посмотреть…
— Но оно только для великолепнейшего!
— Давай сюда. Если дело того стоит, я его передам.
— Нет, нет, Высокочтимый, мне строжайше приказано…
— Обыскать, — приказал капрал, и двое солдат немедленно схватили пришельца.
— Ах, пощадите, избавьте от позора. Я из Отступающих, не оскверняйте мою касту. — Жалобная певучая мольба разнеслась в гулком зале. У подножия лестницы собралась кучка любопытствующих солдат.
— Посмотрите в этой тряпке, которую он таскает поперек живота, — посоветовал капрал. — Они там все прячут.
— Господа… Высокочтимые… вы несправедливы ко мне…— пленник яростно извивался.
— Да он скользкий как угорь! — один из солдат умоляюще покосился на капрала. — Разрешите, я ему врежу?
— Не стоит обдирать кулаки. Просто сорвите с него все тряпье и выкиньте на улицу. В следующий раз будет послушней. А потом обыщите одежку.
— Есть, сэр.
— Нет! Смилуйтесь, господа, смилуйтесь! — туземец отчаянно забился в руках солдат. — Всеми богами, самим Истоком и Пределом клянусь…
В чем он собирался поклясться, так и осталось неизвестным, потому что прозвучал новый властный голос:
