Во дворе все уже было готово для церемонии. Трое юношей с закатившимися глазами яростно отбивали ритм на своих тамтамах. «Тук-тук, тук, тук-тук!» — глухо и грозно отзывалась кожа барабанов на движения черных рук. Там, где во время предыдущего моего визита стояла скамеечка, на которой сидел Гриссо, теперь лежала охапка банановых листьев, покрытая какой-то дерюгой серого цвета. Рядом с охапкой стояли несколько тыквенных калабашей, размером поменьше того, который держал в руках Гриссо. Неподалеку был устроен очаг из камней, на котором в закопченном котелке что-то булькало и кипело, скорее всего, вода.
— Кладите его туда, — указал Гриссо на листья. Мы выполнили приказание.
— Носилки унесите с собой, — попросил знахарь, когда мы переложили бредившего Волкова на стог этого бананового сена. Он что-то невнятно бормотал, это бормотанье было похоже на речитатив, отдельные слова которого разобрать было невозможно.
— А теперь идите! — крикнул мне Гриссо, после того, как Григорий оказался на этой копне.
— Я хочу остаться, — попытался я возразить.
— Нет, ты не должен видеть, как я разговариваю с Водуном, это мое табу.
— А этим, значит, можно, — я кивнул на подростков с барабанами.
— Завтра они ничего не вспомнят. Это их работа.
Я еще раз посмотрел на юношей. Они явно находились в состоянии транса, но, не замечая друг друга, тем не менее ухитрялись держать один ритм.
— Чего смотришь, ступай скорее отсюда, — выталкивал меня в спину этот странный дед. Санитара выталкивать не было необходимости — он вышел из дома по первой же просьбе хозяина.
— А когда...? — хотел задать я вопрос лекарю.
— Когда приезжать? — выдохнул Гриссо. — Через три дня. И не надо брать с собой никого. Если что, справишься сам.
Но справляться самому не пришлось. Через три дня Гриша Волков уже встречал меня возле входа в хижину Гриссо. Он был худ и слаб, но он ходил, разговаривал и на полную катушку радовался жизни. Он то и дело обнимал старика, приговаривая «Ах, ты вредный докторишка!» по-русски. Старику это не нравилось, он сердился и ругался на своем непонятном языке.
— У меня для вас есть деньги, — сказал я ему почти с порога.
— Положи здесь. — старик указал на все ту же неизменную скамеечку, что стояла у него во дворе. — Деньги не берут из рук в руки.
— У нас берут, — говорю ему.
— Поэтому вы их так быстро теряете.
— А у вас, черных, их вообще не бывает, — огрызнулся я. — Поэтому вы их постоянно выпрашиваете.
— Значит, нам нечего терять. — сказал Гриссо и подмигнул своему белому пациенту. — Правда, Грег?
