Казалось, в голову впились раскаленные иглы, на лбу выступил пот. Вздрогнув, я сжала кулаки и подавила желание бежать со всех ног из этого места и от воспоминаний, что вызывали агонию.
Я подскочила от неожиданности, когда Роан коснулся моего плеча.
— Возможно, тебе лучше туда не заходить, — тихо произнес он.
— Там есть что-то, что я должна вспомнить.
Откуда у меня была такая уверенность, я не берусь сказать. Если бы я была в коме, то разумеется, это место ничего бы не значило для меня. Однако же меня раздирало огромное желание отсюда сбежать. Возможно, ответы, что ищем мы, блокируются этой чудовищной стеной из боли.
Я облизала пересохшие губы и сделала еще один шаг.
Боль стала невыносимой, зайдясь в крике, я начала падать на пол.
Воспоминания выплескивались из моря агонии, искаженные образы стремительно сменяли друг друга, как кадры фильма, просматриваемые через сломанный проектор. Машина, что врезалась в мой автомобиль сзади; дерево, которое я не смогла объехать. Поток теплой крови, заливающий мне лицо и руки, затем боль, темнота, и ощущение парения. И ничего кроме парения и ощущения, что это навсегда.
Затем послышалась мешанина звуков. Беспрерывное пиканье. Стук каблуков о пол. Хлопки плоти о плоть, и ощущение насилия.
И наконец, появились запахи. Антисептика. Секса. Леса, хвои и цветов апельсина.
У последних трех было странное и незнакомое мне прежде сочетание.
Райли!
Голос был далеким. Требовательным. Он эхом разносился в моем ментально заблокированном агонизирующем сознании, кусаясь, как терьер. Но боль увлекала меня в водоворот страданий, и я не могла сказать откуда исходит голос, как и не могла до него дотянуться.
Райли!
На этот раз он прозвучал резче и настойчивее. Клубы агонии стали рассеиваться. Неожиданно, в моем сознании возник Куинн, встав между мной и болью. Дотянувшись до него призрачными руками, я заключила его в объятия — он ощущался настоящим, надежным, и… таким теплым.
Сюда, — мысленно сказал он, и вывел меня обратно к свету.
Ловя воздух ртом, я пришла в себя.
— Все нормально. — Голос Роана был мягким и успокаивающим. Он держал меня на руках и укачивал, как отец ребенка. — С тобой все хорошо.
Ветер, что обдувал нас, холодил мою разгоряченную кожу, а воздух, который я с таким остервенением пыталась вдохнуть, был наполнен ночными запахами и ароматом эвкалиптов. Мы снова были на улице.
Я открыла глаза. Пристальный взгляд Куинна встретился с моим — бездонный, ничего не выражающий, как и его лицо, взгляд.
