Отличительной чертой формы одежды Никанора были до блеска начищенные хромовые сапоги, обутые в новенькие резиновые, на красной байковой подкладке, калоши, которые он не снимал ни зимой, ни летом. Левша приметил, что сосед в любую погоду уходил на службу в калошах, а, возвратившись, любовно протирал их мокрой тряпкой и ставил в общем коридоре у двери. Вот из-за этих-то злополучных калош и возникли у него разногласия с Никанором. Дело в том, что Левша время от времени, безо всякого на то дозволения владельца, пользовал калоши, бегая ночью во двор по малой нужде. Надевать и зашнуровывать собственные ботинки ленился, а резиновые катовы калоши сорок пятого размера были для этого дела как раз в пору. Это самоуправство долго сходило лентяю с рук. Но однажды он обпился кислого молока, которое мать привезла из деревни, и к вечеру у Левши протяжно и многообещающе бурлило в животе. В критический момент он выскочил в коридор, впрыгнул в сияющие никаноровы калоши и, как маленький Мук, вихрем вылетел во двор.
– Кажется, не донесу, – прошептал себе под нос обжора, переходя на мелкий шаг и для прочей верности плотнее сжимая верхние части ног. Это ухищрение было запоздалым.
Не добежав до толчка несколько метров, он присел напротив будки от немецкого автомобиля – "душегубки" и случайно, сам того не желая, поменял цвет у задника левой калоши, торчащего далеко за его спиной. Байковая подкладка калоши изменила свой цвет с розового на бледно-желтый. Этот постыдный проступок был почти ни кем не замечен, если не считать обитавшего в "душегубке" рыжеволосого квартиранта по прозвищу Золотой, который неожиданно показался в дверном проеме. С Золотым у Левши с самого начала не заладились отношения, но он был уверен в его молчании.
– И захочет, не донесет,- успокоил себя Левша и погрозил Золотому кулаком. Тот многозначительно промолчал и моментально исчез в глубине своего жилья.
Вернувшись, Левша облегченно вздохнул, аккуратно поставил обувь у двери Катсецкого и юркнул к себе в комнату.
Рано утром, не заметивший, в темноте коридора, ничего подозрительного, Никанор надел калоши на сверкающие хромовые сапоги и отправился на службу. Как дальше развивались события можно только предполагать, но поздно вечером Кат подстерег "правонарушителя" в конце коридора, затащил к себе в комнату и отстегал офицерским ремнем, как мужик конокрада.
Ровный белый пробор, разделяющий гладко зачесанные волосы учительницы старших классов, потемнел от негодования. Она закончила листать ученический дневник, обмакнула перо в чернильницу с красными чернилами и что-то долго и недовольно писала, не обращая внимания на стоявшего на вытяжку ученика.
