И вновь быстрый взгляд в сторону Турецкого — слушает ли, одобряет ли?
— …Но мы знаем, как к этим людям относится наша власть. Та самая, которая послала их проливать кровь. — Взгляд Богдана Юрьевича стал еще задумчивее. Седые брови нахмурились. — Ребята остались без жилья, без средств существования. Многие из них — инвалиды. Некоторые даже поесть и сходить в туалет самостоятельно не могут. Но посмотрите, как они живут. В каких условиях! По телевизору нам постоянно твердят: герои, герои, герои. И еще о том, как активно государство им помогает. Но на деле они не видят от государства никакой помощи. А помощь им нужна! Протезы, жилье, лекарства, денежные средства и прочее… Я вам еще не наскучил своим рассказом?
— Нет. Я слушаю.
Хотя Турецкий вел себя спокойно, Алексеев нахмурился еще больше, как будто услышал возражение на свои слова.
— Государство высосало из своих лучших сынов все соки! — с гневным пафосом изрек он. — А потом попросту выбросило их на улицу, на произвол судьбы.
Богдан Юрьевич прервал свой пламенный монолог, как-то странно посмотрел на Турецкого, затем вздохнул, открыл ящик стола и достал бутылку водки. Поставил ее на стол. Снова глянул на Турецкого.
— Выпьем?
— Я на работе, — возразил Александр Борисович.
— Ну и что? Меня это никогда не останавливало.
Он выставил на стол две граненые стопки. Свинтил
колпачок бутылки и наполнил стопки доверху. Пододвинул одну к Турецкому, свою же поднял и произнес торжественным голосом:
— За всех российских ребят, погибших и искалеченных в войнах!
— За это грех не выпить, — сказал Турецкий и тоже взял свою рюмку.
— Пусть земля им будет пухом, нашим мальчикам, — печально добавил Богдан Юрьевич. — А живые… пусть у них все будет хорошо.
Мужчины чокнулись и выпили. Алексеев крякнул и, поморщившись, поставил пустую стопку на стол.
— Вот и хорошо, — резюмировал он. — Может, еще по одной?
Однако Турецкий покачал головой:
— Нет, Богдан Юрьевич, хватит. Дело прежде всего.
— Ваша правда.
Алексеев закрыл водку и убрал ее в стол. Туда же отправились и стопки.
— Курить у вас тут можно? — спросил Турецкий.
— А почему ж нет? — ответил председатель. — Вот и пепельница имеется. Да и я с вами покурю. Пару сигарет в день мдгу себе позволить. А больше — ни-ни. Легкие пробиты.
— В Афгане?
Алексеев кивнул:
— Угу. Осколки мины. Полгода по госпиталям мотался, так что знаю о боли не понаслышке.
Турецкий и Алексеев молча закурили.
— Итак, о чем мы говорили? — спросил Богдан Юрьевич.
