Под гневным взглядом генерального Казанский покраснел и словно бы уменьшился в росте.
— Да, но я… — Казанский осекся, не зная, что сказать; а говорить надо было, потому что генеральный молчал, и, если бы Казанский тоже замолчал, тишина стала бы гнетуще-невыносимой.
— Что — вы? — резко спросил Истомин.
— У меня, вероятно, недостаточно тщательно проверены факты и…
Казанский вновь замолчал. Он чувствовал себя школьником, пришедшим в кабинет директора на разнос, и от этого мерзкого, унизительного чувства Владимиру Михайловичу было еще больше не по себе.
Тут Истомин вздохнул, расцепил пальцы рук и откинулся на спинку кресла.
— Дело против Берлина придется прекратить ввиду отсутствия события преступления, — устало произнес он, перестав сверлить Казанского взглядом. — Вы поставили всех нас в дурацкое положение, Владимир Михайлович. Однако «это не означает, что нам следует отказаться от обвинения. Официальный директор банка «Темп» — предприниматель Василий Платонов. Всю тяжесть обвинения вы должны перенести на него. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Разумеется, — кивнул воспрявший духом Казанский.
— Но это только в том случае, если у вас будут достаточные основания. Еще раз проверьте все факты. Но только тщательно, Владимир Михайлович. Тщательно!
Казанский, поняв, что буря миновала, с готовностью кивнул:
— Конечно. А… — Он осекся.
— Что? — резко спросил Генеральный.
— А что делать с Берлиным?
— То есть как это что? — поднял брови генеральный.
Казанский кашлянул в кулак и сказал:
— Игорь Михайлович, я печенкой чувствую, что он в этом деле — по уши. Независимо от того, директором какого банка он официально является.
Истомин долго и пристально смотрел на Казанского, затем развел ладони:
— Докажите это. Насколько я понимаю, для вас это теперь — вопрос чести. И не только человеческой, но и профессиональной. Так?
— Так, — покорно кивнул Казанский.
— Ну а раз так, значит, идите и действуйте.
Владимир Михайлович Казанский был вне себя от ярости- Надо же так ошибиться! У него в голове не вмещалось: как он — опытный юрист, который строил все свои гипотезы и обвинения только на жестких основаниях, — мог так опростоволоситься? Если бы Владимир Михайлович верил в дьявола, он бы приписал это наваждение ему. Но поскольку ни Бога, ни дьявола в природе не существовало, винить нужно было только себя самого.
Сидя в кабинете, Казанский попытался успокоиться и тщательно проанализировать ситуацию. Значит, Берлину удалось отвертеться? Гм… Ну уж нет. Упустить этого стервеца — вот что будет настоящей ошибкой! Казанский сжал руку в кулак и тяжело опустил его на столешницу. Теперь газетчики наперебой завопят о произволе Генпрокуратуры, да еще и на смех его поднимут. Нет. Тут нужно действовать по-иному.
